Франциск Ассизский. Следы святого Франциска

СЛЕДЫ СВЯТОГО ФРАНЦИСКА

Недостаточно побывать в Ассизи лишь один раз. Чтобы понять этот удивительный город, сюда надо приезжать часто. С каждым новым посещением открываются все более удивительные тайны, и чем больше вокруг нас появляется этих тайн, тем отчетливее мы ощущаем возле себя присутствие Беднячка и тем объемнее перед нами вырисовывается его духовный облик. Где бы святой Франциск ни оставлял свои следы, повсюду происходили таинственные и святые события. Все, что есть угрожающего и демонического в природе, от его взгляда и прикосновения становилось умиротворенным и спокойным. Поэтому для того, чтобы в полной мере понять силу влияния святого Франциска на Ассизи, нужно внимательно наблюдать жизнь этого города в разную пору года и дня, ведь Музыкант Божий оставил след своего присутствия не только в душе человека и на страницах «Цветочков», но и в небесах и облаках, в свете и тьме, в холоде и зное.
Этот цветущий умбрийский пейзаж, на который мы смотрим сейчас, на закате солнца, с вершины Рокка, полон оливковых рощ, буйной зелени, виноградников и украшен архитектурой стройных кипарисов, романских построек и арок. Он обладает собственной внутренней жизнью. Душу этого пейзажа создал святой Франциск, лишив леса тревоги мрака, ручьи - дикости, а вихри - опасности.
Как-то раз над Ассизи разразилась гроза. Фиолетовые молнии пронзали тьму, озаряя в глубине пейзажа очертания гор Субазио. Гремел гром. Ряд высоких арок монастыря Святого Франциска, возвышающихся над зеленой долиной, напоминал огромный орган, играющий божественную ораторию. Земля, спокойная и смиренная, лежала во мраке и раз за разом, как главная тема в симфонии, возвращалась к нам в блеске молний. Но, что удивительно, эта гроза была иной, нежели все грозы, бушующие над землей. Лишенная драматических аккордов и ужаса разбушевавшейся стихии, она звучала мелодией горячей молитвы. Как у волка из Губбио47, прирученного и обласканного рукой святого Франциска, в ней было что-то от смирения обратившегося грешника. Некогда, много лет назад, ее хищный нрав искупил Беднячок своим ночным бдением, слезами и победной схваткой с сатаной. Поэтому сегодня в тени ассизской грозы спится спокойно и легко - ведь даже в этой стихии присутствует безмятежность ангелов.
Похожую историю одухотворения много веков назад пережили красные розы, росшие в саду Порциунколы. Колючие и прекрасные, они цвели у входа в бедную келью святого. Однажды вечером Франциск в смертной борьбе с сатаной бросился, обнаженный, сквозь колючие кусты, которые, обрызганные кровью святого, внезапно потеряли шипы. Ветки разгладились под тяжестью его тела, в них вошел дух смирения. И по сей день у входа в келью святого Франциска в Порциунколе цветут прирученные розы без терниев, а поодаль, всего лишь в нескольких шагах от этого места «розовой Голгофы», кусты роз, не познавших кровавую милость, по-прежнему рождают хищные острые шипы.
Сатана покинул все тела, грозы и растения, на которых лежит печать духа святого Франциска. Возможно, вы скажете, что это легенда. Но ведь легенда - это другая действительность.

***
Великий биограф святого Франциска, восьмидесятилетний Иоганнес Йоргенсен, вернулся в Ассизи, на родину своей души. Это возвращение имеет свой глубокий и мудрый смысл. Седой старик сидит на террасе гостиницы «Субазио» на фоне ассизских кипарисов и заходящего солнца, горящего на горизонте, как жертвенный костер. Утопая в кресле, он рассказывает нам о своих испытаниях в Швеции, где жил во время войны. Он написал там монографию о святой Бригитте. А несколько месяцев назад вернулся насовсем в Ассизи. Сейчас он ничего не пишет. Отдыхает в своем доме, расположенном на Виа делле Розе.
Когда Йоргенсен на минуту замолк, мне показалось, что его лицо я уже где-то видел. Моя память начинает лихорадочно работать. Она ведет меня по закоулкам отдаленных воспоминаний, возвращает в Ассизи, направляет на улицы, площади и поля и вновь возвращает в город, в подземелья церквей48. Я чувствую, что глаза Йоргенсена смотрят на меня из глубин древних времен, с какой-то фрески, тонущей в цветном полумраке витражей. И тогда я осознаю: то же самое лицо, те же щеки и губы, такое же очертание бороды и удивительно обаятельный наклон головы я видел на фреске средневекового мастера на стене нижней церкви Святого Франциска.
И это не иллюзия.
Рена, которая, как и я, сидит напротив Йоргенсена и пристально всматривается в черты его лица, наклоняется ко мне и шепотом говорит:
- Знаешь, что он действительно похож на святого Франциска?
Если чувство, испытываемое в глубине души, формирует черты человеческого облика по образу своего благородства, если идеал, в течение многих лет хранимый в душе, оставляет след на человеческом лице, то, вероятно, классическим примером воздействия тайных флюидов может служить этот датчанин, чье лицо стало удивительно похожим на образ Беднячка с фрески Чимабуэ. Это сходство на фоне раскинувшейся в долине густой сети виноградников и виднеющейся вдали церкви Святого Дамиана становится отчетливым и безусловным. Неужели черты лица Йоргенсена благодаря длительному общению с духом «Цветочков» сформировались по подобию облика умбрийского святого?
Солнце зашло за колокольню церкви Святого Франциска. Небо пылает, как многоцветный витраж. Лицо Йоргенсена, подобно древней фреске, постепенно теряется в сгущающемся сумраке. Каждый человек несет в себе идеал пейзажа, в котором он желает жить и творить. Хорошо жить в бессмертном окружении францисканских людей, камней, лесов и колоколов, повторяющих жестом, голосом и молчанием отдаленное время трубадура почтенной Госпожи Бедности.

***
Святой Франциск, прикованный к постели тяжелой болезнью, велел перенести себя из Ассизи в Порциунколу и, остановившись на полпути перед больницей прокаженных (сегодня это Каза Гуальди), воздел руки к небу и благословил город прекраснейшими словами, которыми прежде еще не благословляли ни один в мире город: «Да благословит тебя Бог, о святой город. Благодаря тебе много душ будет спасено, и много слуг Божиих будут в тебе жить, и многие из твоих сынов будут избраны для жизни вечной». Святой Франциск, вдохновленный чистейшей любовью, на границе земного существования вошел в камни и стены родного города и наполнил их своим духом. Этот небесный союз, соединяющий человека с городом, сохраняется неизменным и по сей день. Это верный союз каменных стен с мыслью святого, а земли - с его сердцем.
Однако здесь следует напомнить о том, что Беднячок никогда не собирался с помощью чудес доказывать подлинность своего евангельского свидетельства и своей апостольской миссии. Его ученик, брат Эгидий, пошел так далеко, что молил Бога о том, чтобы ему чтобы ему не было позволено совершать чудеса. Впрочем, святой Франциск знал, что настоящая радость основана не на том, что мертвый вернется к жизни или хромой исцелится, а только на бесконечной любви, которая велит человеку приносить себя в жертву. Поэтому чудеса играют незначительную роль в жизни Беднячка, который прежде всего влиял на человеческие души своей святостью.
Доподлинно известно (и несомненно, это будет записано в ассизских хрониках), что баварец полковник Мюллер, практикующий католик, военный комендант Ассизи, во время немецкой оккупации оберегал благословенный город, не давал солдатне грабить дома и притеснять местных жителей. Украденное имущество он возвращал законным владельцам. Когда немцы покидали Ассизи под напором приближающихся войск союзников, саперы подложили часовую бомбу под Конвитто Национале49. Эту бомбу полковник Мюллер собственноручно обезвредил и отдал приказ, запрещавший отступающим немецким войскам поджигать и громить ассизские дома. Этот горячий поклонник святого Франциска утверждал, что если переживет войну, то вернется в Ассизи и поселится там навсегда. Говорят, что немецкие офицеры из мести за спасение города от разрушения застрелили полковника по дороге во Флоренцию. Иоганнес Йоргенсен в разговоре со мной высказался против этой версии о насильственной смерти Мюллера, зато полностью подтвердил сведения о поведении немецкого полковника, которому Ассизи, несомненно, обязан своим спасением. Как это могло произойти? Как будто много лет назад святой Франциск приручил волка из Губбио в маленьком баварском городке, сделав душу немца неуязвимой для яда Антихриста и очистив ее от ненависти и зла для того, чтобы впоследствии она в облике полковника вермахта стала орудием высшей воли.
Английские летчики, которые прибыли в Ассизи, единодушно утверждали, что они троекратно вылетали с Мальты с приказом бомбить францисканский городок и три раза над городом Фолиньо, расположенным по соседству с Ассизи, получали по рации приказ оставить в неприкосновенности столицу святого Франциска и возвращаться на базу. В последний раз бомбить Ассизи полетели пять мощных отрядов, и вновь от Фолиньо все самолеты были возвращены обратно. Ни одна бомба не упала на Ассизи.
Благословение святого Франциска, произнесенное на пороге больницы для прокаженных, снизошло на верный город. Со скалистой вершины Сассо Россо мы отчетливо видим то место на белом шоссе, где Беднячок остановился на пути в Порциунколу, чтобы бросить последний взгляд на окаменевший от боли городок. Вечер. Заходит солнце. Золотая пыль сыпется на виноградники, оливы и горы. Церковь Санта-Мария-дельи-Анджели постепенно теряется в зеленом пейзаже. Теперь ее трудно разглядеть в кольце густых садов. Даже ее серый купол становится похож на умбрийские холмы. Одухотворенная колоколами, на вершине мистического восторга она сбрасывает с себя тяжелую плоть барочной архитектуры и, вслушиваясь в хор виноградников, садов и заходящего солнца, переживает мистерию преображения - чудо воплощения в природе. Такова истина святого Франциска. А всякая истина - это чудо.

***
Если художник является священником, а его творчество - священством, то святой Франциск своей жизнью полностью исполнил предназначение художника. «Кто такие слуги Божии, если не волшебники, задача которых - возвышать людские сердца и созидать в них духовную радость?» - сказал святой Франциск.
Яркая полоса солнечного света ложится на фрески Джотто, на многоцветные францисканские ясли, написанные на стене рукой художника, который в совершенстве почувствовал внутренний драматизм Божьего «волшебника». Мы находимся в «театре» святого Франциска, созданном художником, который первым открыл миру дух францисканских красок и линий, необычайно содержательных и простых, чистых и прозрачных.
В течение шестисот лет красками и линями Джотто человечество смотрит на личность святого Франциска, на его жизнь и миссию, потому что Джотто, как никто другой из живших до и после него, понял творческий смысл францисканской жизни, то глубокое предназначение, которое велит Божиим «волшебникам» группами странствовать по умбрийским городам и весям, по морям и землям, возвышая людские сердца и пробуждая в них духовную радость.
Действительно, уже в первых речах, диалогах и поступках святого Франциска присутствовал драматизм, который и в наше время очень свойственен итальянскому народу. Он был поэтом, автором «Гимна брату Солнцу» и возвышенных славословий, восторженно воспевающих красоту Госпожи Бедности. Он был вдохновенным певцом, любил музыку трубадуров. Простыми, незатейливыми словами он мог увлечь толпы людей. Его мягкий, теплый, мелодичный голос пробуждал горячий энтузиазм в сердцах слушателей. В зеленом лесу, в Греччо50, во время праздника Рождества Христова этот серафический художник устроил первый в истории рождественский вертеп51. Вспомним также, что францисканцами были многие святые проповедники, а амвон, этот забытый до некоторого времени важный атрибут богослужения52, благодаря Меньшим Братьям53 обрел в церкви первостепенное значение.
Жизнь святого Франциска - это подражание Христу, постепенное проникновение в Бога, трудная и тяжелая борьба за право на Истину. Деяние святого Франциска - это мистерия Страстей Господних, пережитая человеком, который в конце концов, после долгих лет чудесного уподобления своей жизни жизни Господней, удостоился милости Креста. Joculator Dei54 так долго подражал жизни Бога, что Бог наконец обратился к нему знамением и смыслом Своего учения: кровавым словом Своих ран.
Шестьсот лет спустя Адам Мицкевич в одном из писем предсказывал: «Придет время, когда только святой будет способен стать поэтом».
Мы, жалкая пыль этой земли, считаем величайшей милостью то, что нам позволено в своем паломничестве ходить по тропинкам святого Франциска, дотрагиваться до стен, которых касался он, бродить по пещерам, где он ходил, слушать пение птиц в тех местах, где слушал его он. Каждый, кто посещает Ассизи и его окрестности, жаждет вдохнуть в себя душу умбрийских деревьев и цветов, камней и виноградников и ощутить в себе их святые стигматы. Человек, который этого достигает, заключает вечный союз с ассизской землей и с этого момента - где бы он ни оказался в этом огромном мире - повсюду слышит голос Ассизи, призывающий его обратно звоном колоколов, манящий бескрайними полями, полумраком церквей и чудесной серафической мелодией. И вот однажды, когда зов Ассизи будет особенно громко звучать в нашем сердце, мы вернемся в святую столицу повторенного Евангелия, так как знаем, что в Ассизи найдем себя такими, какими мечтаем быть в наших снах: лучшими и смиреннейшими. В Ассизи нельзя заблудиться: все тропинки, дороги, лестницы и ворота безошибочно ведут к «Гимну брату Солнцу».
Сейчас - октава праздника Тела и Крови Христовой. Над базиликой Святого Франциска вихрем летят крики ласточек. Крылатая буря глубокого колокольного звона первой отрывается от земли. По ее сигналу золотые аккорды звонницы потоками устремляются в долину. В них впадают короткие, отрывистые звуки церковных колокольчиков с запахом цветущей липы. Из глубины долины льются певучие, лилейные мелодии церкви Ангельской Божией Матери. Сан-Руфино звучит величественной силой своих медных сердец. Вибрирующие, нервные звуки кружатся над землей, словно отряхивая с себя остатки земной пыли, а потом чистым переливом летят в небеса, высокие, могучие, одухотворенные.
Эти голоса колоколов - сердце Ассизи. Тот, кто хотя бы раз в жизни слышал эти звуки, не забудет их никогда и будет всегда хранить в себе до конца своих дней, до смертного часа. Смерть - это в то же время радостное возвращение, потому что она - сестра святого Франциска.