Пушкин дал эпиграфы и крылатые выражения к великому множеству наших реалий. «Петербург – окно в Европу» давно стало почти штампом, дежурным клише, поводом для множества парафразов, острот и каламбуров. Знаменитую строфу «природой здесь нам суждено / В Европу прорубить окно» поэт добросовестно прокомментировал: «Альгаротти где-то сказал: «Петербург – окно, через которое Россия смотрит в Европу». Пушкинское глухое «где-то» отразило наши познания об источнике: до недавних пор оставалось малоизвестным, где, когда, по какому поводу, что именно сказал Альгаротти, и кто он такой вообще. Книга итальянца «Русские путешествия. Письма о России», опубликованная более 50 раз на шести европейских языках, долгое время не находила в России своего переводчика.
Сам Пушкин, творец известности имени Альгаротти в России, с его произведением, может, и не был знаком. Полагают, что ему была известна одна лишь крылатая фраза – та самая, которую он переписал в первом примечании к поэме «Медный всадник». Поэт, кажется, позаимствовал цитату из французской книги 1802 г., находившейся в его библиотеке: «Общая панорама современной России...», где слова Альгаротти поставлены эпиграфом (фраза во французской книге несколько отличается от сообщенной Пушкиным: «Санкт-Петербург – это окно, через которое Россия смотрит постоянно на Европу»). Афоризм итальянца полюбился Пушкину еще задолго до «Медного всадника»: он им записан, опять по-французски, в тетрадке с текстом IV и V глав «Евгения Онегина», т.е. в 1826 – 1827 гг. И в «онегинскую» тетрадь, и в рукопись «Медного всадника» (1833 г.) поэт, вероятно, вносил фразу по памяти. Существует, впрочем, прямо противоположная точка зрения: Пушкин хорошо знал и читал самого Альгаротти.
Нам уже не дано узнать, как в действительности произошло знакомство поэта с петербургской формулой. Да это и не существенно, - важно то, что счастливое выражение итальянского путешественника через Пушкина стало достоянием отечественной культуры (заметим, что переиначив цитату и внедрив ее в свой текст, поэт по достоинству стал восприниматься и автором крылатого выражения).
Вполне возможно, что и сам Альгаротти подхватил остроту у своего компаньона по путешествию и владельца корабля лорда Балтимора. Мы знаем об остроте англичане опосредованно, от прусского короля Фридриха Великого, встретившегося с лордом, и в письме к Вольтеру от 10 октября 1739 г. (за 20 лет до книги Альгаротти), сообщившего: «Он (лорд Балтимор) говорил о русских, как о механических зверушках, и заявил, что Петербург – это глаз России, которым она смотрит на цивилизованные страны, и если этот глаз закрыть, она опять впадет в полное варварство, из которого едва вышла». Слова Альгаротти лишены снобизма лорда Балтимора, но представляется, что петербургская сентенция была выработана если не самим лордом, то, по крайней мере, в совместных беседах друзей-компаньонов.
Много внимания бытованию в отечественной культуре и петербурговедении «счастливой формулы нашего Альгаротти» уделил известный русист Этторе Ло Гатто (1890 – 1983 гг.). В своем исследовании «Миф Петербурга» (1960 г.), в 10-й главе, названной «Закат мифа об «окне, открытом в Европу», Ло Гатто собрал и проанализировал литературные свидетельства о триаде Россия – Петербург (как «окно») – Европа. Он же показал некоторую ущербность формулы: до Петербурга существовали и другие «окна» из России.

Франческо Альгротти родился 11 декабря 1712 г. в Венеции, в обеспеченной семье негоцианта Рокко Альгаротти. В родном городе он прожил мало: в 12-летнем возрасте отец определил его в один римский колледж. После смерти отца в 1726 г., Франческо покинул Рим, но домой не вернулся, а отправился в Болонью, где 6 лет обучался в местной Академии, посещая лекции по литературе, философии, математике, медицине, оптике, астрономии. В Болонье же, в 1733 г., он стал публиковать свои первые литературные и научные очерки, выпустив в том же году и диссертацию (на латыни), посвященную Ньютоновской оптике.
В 1734 г. 22-летний Франческо отправился в Париж, где своими широкими познаниями понравился Вольтеру, который в одном частном письме написал, не без легкой иронии: «У нас здесь маркиз Альгаротти, молодой человек, знающий языки и обычаи всех стран, который пишет стихи как Ариосто и досконально знает Локка и Ньютона». Отправившись в 1736 г. после Франции в Англию, молодой итальянец вступил там в члены Королевской Академии и сел знакомства как в литературном мире, так и с политиками, в т.ч. и с вице-канцлером лордом Харви, вымышленным адресатом его позднейших «писем» из России.

Ему было 24 года, он был очень красив (во всяком случае, таким его считали современники, несмотря на орлиный нос) и он только что прибыл в Лондон, чтобы припасть к источнику современной науки, пропагандистом которой он был в родной Италии.
Шел 1736 год, и для лорда Джона Харви (1696 – 1743), английского политика, всеми обсуждаемого из-за его бисексуальности, увидеть молодого Франческо Альгаротти и влюбиться в него было едино.
Перед его обаянием (сослужившим ему неплохую службу в Париже) не смог устоять и лорд Харви. Он «влюбился в него без памяти. К несчастью, его соперницей в любви стала близкая подруга Харви – леди Мэри Уортли Монтэгю [1689 – 1762] <…>, учитывая, что и сам Альгаротти был бисексуален. Так зародился один из самых сумасшедших любовных треугольников XVIII века. После краткого летнего пребывания в Лондоне <…> Альгаротти вернулся в Венецию, чтобы подготовить к печати <…> свой научно-популярный трактат об Оптике Ньютона. И вот стали приходить потоки любовных записок от обоих его английских возлюбленных. Лорд Харви написал «je vous aime de tout mon coeur» («я люблю Вас всем сердцем» - перевод мой); леди Мэри написала «je vous aimerai toute ma vie» («я буду любить Вас всю жизнь» - перевод мой). Харви и Леди Мэри хвастались друг перед другом тем, сколь часто они получали письма от Альгаротти. В паре писем – которые, должно быть, немало повеселили молодого итальянца, - Харви побуждал Альгаротти почаще приезжать к нему в Англию, а Леди Мэри убеждала саму себя поехать к нему в Италию.
Альгаротти ответил обоим вежливыми побуждениями к действию, но сам он думал совсем о другом. В этот самый момент он был влюблен в юношу из Милана по имени Фирмано, с которым он со всеми удобствами совершил путешествие на Юг Франции.
Лорд Харви шутливо упрекал Альгаротти за то, что тот не писал ему чаще; Леди Мэри посылала тревожные послания, дабы получать больше писем. Лорд Харви мудро оберегал свою любовную рану, Леди Мэри же продолжала безумно посылать [Альгаротти] свои cris du coeur (сердечные вопли – перевод мой). Лорд Харви ревновал, Леди Мэри обезумела от боли».

В письмах лорда Харви встречаются фразы: «Где бы ты ни был, куда бы ты ни шел, не забывай обо мне, mon cher; я никогда в жизни не забуду тебя».
Альгаротти отблагодарил его, посвятив ему шесть из десяти писем, на которые он поделил одно из своих самых знаменитых (и самых читаемых) произведений – «Русские путешествия» (1739 – 1751). И когда он снова появился в Лондоне в 1739 году, он воспользовался гостеприимством лорда Харви, остановившись у него.
Впрочем, счастье лорда длилось недолго, ибо через три месяца после прибытия в столицу Англии Альгаротти вдруг отправился в Россию, откуда писал лорду Харви, убеждая того не забывать и продолжать любить его. Несчастный лорд сумел сделать хорошую мину при плохой игре в отличие от Леди Мэри, которая – будучи уже угрозой для репутации своего мужа (и с его согласия) – помчалась в Венецию, намереваясь воссоединиться с обожаемым Альгаротти, как только он вернется из путешествия.
Возвращаясь в Лондон, Альгаротти совершил остановку, оказавшуюся полной важнейших последствий: на восемь дней он остановился при прусском дворе, где познакомился с крон-принцем Фридрихом (1712 – 1786), своим одногодком.
Крон-принц счел мнение лорда Харви и Леди Мэри об Альгаротти совершенно обоснованным. Так что через восемь месяцев лишь недавно встретившийся со своим возлюбленным Харви Альгаротти получает в Лондоне восхитительную новость: король Пруссии умер и новым королем стал его сын, Фридрих П (получивший в дальнейшем прозвище «Великий»), желавший видеть Альгаротти на своей коронации в Германии. Немедленно.
И вот уже двадцативосьмилетний и по-прежнему очаровательный Альгаротти снова покидает лорда Харви (как окажется, они больше никогда не увидятся) и спешит в Пруссию.
Причина, по которой Фридрих желал общества Франческо, не вызывает сомнений. Его любовь к молодым людям повсюду оставила следы.
Например, Вольтер, долго гостивший в королевском дворце Сан-Суси в Потсдаме, оставил нам недвусмысленные тому свидетельства. В письме от 1 декабря 1740 года он даже называет короля Пруссии «уважаемой, неповторимой и очаровательной путаной».
В еще одном письме от 17 ноября 1750 года он пишет своей корреспондентке о Потсдамском дворе:

«Я знаю, дитя мое, все, что говорится о Потсдаме в Европе. Особенно усердствуют женщины <…>, но меня это все не касается <…>.
Я хорошо вижу, дорогое мое дитя, что эта страна – не для вас. Я вижу, что десять месяцев в году здесь проводят в Потсдаме.
Это не Двор, это скит, из которого изгнаны дамы. И тем не менее, мы не в мужском монастыре. Все взвесив, ждите меня в Париже».

Альгаротти воспользовался случаем и сразу же по прибытии в Берлин стал ближайшим другом короля, вытеснив с этого места предыдущего фаворита – барона Кизерлинга.
Король пожаловал венецианскому «лебедю», как он называл Альгаротти, почести, политическую карьеру (он получил должность камергера), дворянский титул с правом наследования (он стал графом, причем существует мнение, что новый прусский придворный купил этот титул) и дипломатические поручения. Фридрих послал его с дипломатической миссией в Турин.
Идиллия Альгаротти и Фридриха II продлилась два года. Затем, в 1742 году, по непонятным причинам (возможно – из-за провала дипломатической миссии в Турине) их отношения вдруг стали прохладными.
Тогда Альгаротти ушел с прусской службы и перешел на службу к польскому королю и саксонскому курфюрсту Августу III. Помимо разного рода дипломатических поручений он помогал Августу собирать для Дрезденской галереи знаменитую живописную коллекцию. У себя на родине Альгаротти скупал картины Тьеполо, Пальмы Старшего, Пьяццетты и других; во Франции он, в частности, приобрел прославленную «Шоколадницу» Лиотара (французский живописец написал также портрет Альгаротти, находящийся Амстердамском Рийксмузее). Познакомившись с миром художников, многогранный итальянец сам попробовал свои силы в искусстве, изготовив несколько офортов и гравюр. Одновременно он опубликовал ряд искусствоведческих статей, где, в духе Просвещения, критиковал барокко и поддерживал классицизм.
В Италии в тот период литератор бывал редко, предпочитая блестящие европейские столицы. Время от времени он печатал на родине очерки популяризаторского характера: о французском языке, о Маккиавелли, о музыке, об империи инков. В 1753 г. Альгаротти вернулся – как выяснилось навсегда – на родину. Первые несколько лет он жил в городе детства, в Венеции (не заимев своей семьи, он поселился у брата), а с 1756 г. переехал в Болонью, где опять включился в научную жизнь болонской Академии, занявшись преимущественно литературоведением. Он продолжал переписываться с ведущими интеллектуалами Европы; его переписка, большей частью неизданная, - ценнейший источник по истории культуры XVIII в.
Здоровье слабогрудого писателя ухудшилось, и с 1762 г. он поселился в Тоскане, в Пизе, которая тогда считалась бальнеологическим курортом. Вероятно, чувствуя приближающийся конец жизни, он сосредоточился на подготовке восьмитомного издания своих сочинений, которое предпринял ливорнийский издатель, близкий к кругам просветителей, Марко Кольтеллини. Альгаротти успел увидеть только первые четыре тома. Пятый, куда и вошли «Русские путешествия», появился летом 1764 г., спустя считанные дни после смерти автора, последовавшей в Пизе 23 мая 1764 г.
Он был погребен на престижном пизанском кладбище Кампосанто. Над могилой Фридрих II водрузил пышный мавзолей с надписью (по-латыни): «Альгароту, сравнявшемуся с Овидием, ученику Ньютона – Фридрих Великий».

Путешествие в Петербург на британском судне стало блестящей импровизацией просветителя. В целом Альгаротти не испытывал тяги к экзотическим поездкам, вращаясь всю жизнь в среде культурной элиты Западной Европы. В 1735 г. он, например, отклонил почетное предложение принять участие во французской научной экспедиции в Лапландию, призванной подтвердить предположение Ньютона о сплющенности Земли у полюсов. Русский эпизод стал составной частью его английских отношений. Еще в свой первый визит в Лондон, в 1735 г., он сблизился с российским посланником, князем Антиохом Кантемиром. Князь, большой италофил, даже перевел на русский язык «Ньютонизм для дам» и отослал в Петербург, однако популяризация «новой веры» в России не вышла, из-за цензурного вмешательства Св. Синода. Судьба рукописи осталась неизвестной. Сохранилось, однако, посвящение Анне Иоанновне, воспроизведенное во многих изданиях.
Несомненно, что именно Кантемир, автор незаконченной панегирической поэмы о Петре Первом, при общении в Лондоне с Альгаротти заинтересовал его рассказами о «царе-плотнике» и о его детище – Петербурге.
Второе посещение итальянцем Лондона пришлось на весну 1739 г., когда Георг II Английский наряжал делегацию на свадьбу принцессы Анны Леопольдовны (Мекленбургской), племянницы царицы с герцогом Антоном-Ульрихом Брауншвейгским. Делегацию возглавил Чарльз Кальверт, пятый лорд Балтимор (1699 – 1751 гг.), приятель и Кантемира, и Альгаротти.
Лорд Балтимор с удовольствием решился на этот вояж, находясь под обаянием рассказов о Петербурге своего друга сэра Фрэнсиса Дэшвуда. Последний побывал в Невской столице летом 1733 г. В своем дневнике, опубликованном только в 1959 г., он оставил очень подробное писание города и его архитектуры.
Итак, 21 мая 1739 г. собственный корабль лорда Балтимора «Августа», с Альгаротти на борту, вышел из английского порта Грейвсенд по направлению к Балтике. Путь «Августы» лежал через Эльсинор и Ревель – к Петербургу. Обратный маршрут проходил через Данциг и Гамбург, где путешественники неожиданно углубились в материк, посетив Дрезден, Лейпциг, Берлин, Потсдам и Рейнсберг (их целью была встреча с кронпринцем Фридрихом). Вернувшись в Гамбург, вояжеры отбыли в Англию.
Плавание «Августы», молниеносное по тем временам, вызвало в обществе слухи, что делегация плавала с секретной миссией. И в действительности, северный маршрут лорда лежал в стороне от обязательного для английского джентльмена «град-тура» - образовательных поездок по континенту. Однако, визит англичан объясним в контексте тогдашнего сближения Великобритании и России. Британцы старались вытеснить соперников-французов из этого угла Европы, чему способствовал их торговый договор с Россией 1734 г.
Лорд Балтимор собственных записок о путешествии не оставил, и его скупые впечатления мы знаем лишь косвенно, по уже цитированным словам Фридриха П. В отличие от своего британского спутника, Альгаротти подошел к поездке по-научному. Он вел подробный дневник, озаглавленный «Журнал путешествия из Лондона в Петербург на корабле «Августа» милорда Балтимора в мае месяце 1739 г.». Именно этот дневник, спустя 20 лет в конце 1750-х годов взял в руки Альгаротти для того, чтобы капитально переработать его в книгу. Многое в эту книгу не вошло, в том числе и описание события, из-за которого, собственно, приплыли в Петербург англичане, а именно – необыкновенно пышной свадьбы Анны Леопольдовны и Антона Ульриха, состоявшейся 3 июля 1739 г. Остается только предполагать, почему литератор опустил этот уникальный исторический материал. Возможно, он не хотел раздражать царицу Елизавету Петровну напоминанием о свергнутой и заточенной семье (именно в те дни, когда Альгаротти готовил последнее издание «Путешествий», у него в гостях в Пизе побывал российский канцлер граф М.И.Воронцов, один из непосредственных участников ареста Анны Леопольдовны). С другой стороны, в книгу добавились темы, интересовавшие европейского читателя той эпохи, - в первую очередь, о военном и торговом потенциале новой сверхдержавы.

«Русские путешествия», на которых стояло имя Франческо Альгаротти, увидели свет летом 1764 г., в составе 5-го тома собрания сочинений графа, спустя короткое время после смерти их автора (тем же летом был убит император Иван Антонович, несчастный плод бракосочетания, на котором гостил Альгаротти). Весьма вероятно, что и название «Viaggi di Russia» им дал не сам автор, а его издатель, видный тосканский деятель эпохи Просвещения Марко Кольтеллини.
Книга была организована автором на базе дневника, в виде 12 писем к двум лицам, в момент составления «Очерка» уже отошедшим в мир иной. Первые 8 писем были адресованы лорду Джону Харви, вице-канцлеру Англии, члену британского парламента с 1725 по 1733 гг. от партии вигов, автору исторических книг, пылкому италофилу и некоторое время интимному другу Альгаротти. Последние 4 письма (с 9-го по 12-е) были «отправлены» в Верону, маркизу Щипионе Маффеи (1675 – 1755 гг.), плодовитому писателю-эрудиту, журналисту, поэту, краеведу.
Альгаротти всегда был близок эпистолярный жанр, вообще модный в ту эпоху: еще до «Очерка в письмах о России» он выпустил несколько произведений в этом ключе. Первое издание «Очерка в письмах...» вышло в 1760 г., спустя 21 год после плавания «Августы». В России полностью сменился правящий клан, да и сам граф приобрел новый жизненный и научный опыт. Расширились его знания о России, литератор задним числом умело внес в рукопись новые знания и оценки. На писательский стол, вне сомнения, легли ранее вышедшие, тоже анонимные «Московские письма», где подробно обрисовывалась Балтика, Нева, Петербург. Прорабатывал автор английскую литературу – «Жизнь Петра Великого» Джон Перри (1716 г.), «Путешествие в Россию» Элизабеты Джастис (1739 г.) и итальянские источники, а именно: 8-й том Географической энциклопедии (Венеция, 1738 г.) с подробной статьей о Петербурге.
Литератор отдавал себе отчет, что некоторые элементы критики России стали на Западе уже почти обязательным мотивом (деспотизм царей, рабство крестьян, отсутствие свобод) и внедрил их при переработке текста. В целом впечатления путешественника, в которых положительные оценки перемежались с отрицательными, а также присутствовал оттенок высокомерия цивилизованного европейца, могли быть восприняты в России не вполне приязненно. Похоже, это и было причиной того, что Альгаротти не поставил на книге своего имени. Более того, как недавно доказано, на первых двух анонимных изданиях «Очерка...» автор указал фальшивые выходные данные: «Париж». В действительности же они вышли из печати в Венеции. Автор, вероятно, опасался некоторыми нелицеприятными суждениями повредить итало-русским отношениям.
При подготовке третьего издания «Очерка...», вышедшего с названием «Русские путешествия», Альгаротти смягчил свои негативные пассажи, быть может, из-за возросшей авторской ответственности, или в результате нового прорусского курса Франции и Австрии во время семилетней войны 1756 – 1763 гг.

Если в России Альгаротти известен, прежде всего, благодаря пушкинскому «Медному всаднику», то на итальянскую культуру он оказал куда более серьезное влияние. К концу жизни его труды переводились на различные европейские языки и перепечатывались на родине. Теплый прием получили и «Русские путешествия». Помимо итальянских переизданий, их опубликовали во Франции (1769 г.), Англии (1769 г.), Ирландии (1770 г.), Шотландии (1770 г.), Голландии (1770 г.), Пруссии (1772 г.). Читатели находили в книге энциклопедические знания и проникновенный анализ.
На смену эпохе Просвещения пришел XIX век, который сдержанно, если не сурово отнесся к Альгаротти. Достаточно сказать, что за все столетие «Русские путешествия» переиздавались всего лишь раз, в 1823 г. Изменились научные критерии, и широта интересов литераторов, вообще свойственная просветителям, была оценена как легкомыслие и поверхностность. Итальянские интеллектуалы, напрягавшие все силы для объединения разрозненной страны, неприязненно относились к космополитичному графу, служившему иностранным государям и вывозившему за границу национальные художественные сокровища. Его называли «офранцуженным», «фривольным».
В ХХ в., за далью времен, отношение к литератору выровнялось, и его отнесли к типичному, и даже яркому представителю Просвещения. Первая монография об Альгаротти вышла во Франции, в 1913 г. В 1960-х годах несколько итальянских исследователей опубликовали первые современные научные статьи об Альгаротти. В 1980 – 1990-х годах были переизданы многие его работы.
В 1991 г. опять вышли «Русские путешествия», превосходно подготовленные и откомментированные У. Спаджари, сотрудником Пармского университета, специалистом по XVIII веку. На выход в свет нового издания «Русских путешествий» широко откликнулась итальянская пресса, вспомнив и о формуле Альгаротти, и о Петербурге, которому в том же году было возвращено его историческое имя и новые перспективы в качестве «окна в Европу». Почти сразу же после пармского переиздания «Птешествий» появилась глубокая монография тогда еще 30-летнего исследователя Франко Арато «Вещественный век. Наука и история у Франческо Альгаротти». И рубеж второго и третьего тысячелетия в Италии не обошелся без переизданий литератора и исследований о нем: это широкое цитирование его «Путешествий» в антологии Джорджо-Марии Николаи «В гостях у белого медведя. Итальянские путешественники в России» (1999 г.); переиздание «Очерка о живописи» (2000 г.), осуществленного преданным альгаротоведом У. Спаджари, и, наконец, глубокий очерк безвременно ушедшего из жизни профессора Генуэзского университета Сальваторе Ротта, специалиста по культуре XVIII в. «Россия 1739 г.: кабинетный философ и философ-путешественник». Наконец и русской публике в 2006 году был представлен полный перевод известной книги итальянского литератора.

 

Библиография:

1. Предисловие Михаила Талалая к переводу книги Альгаротти «Русские путешествия. Письма о России», «Книга», Санкт-Петербург, 2006.
2. Ricton Norton, Mother Clap's molly house, Gay men press, London 1992, p. 155.
3. Michael Elliman e Frederick Roll, The pink plaque guide to London, Gay men's press, London 1986, p. 101.
4. Francois-Marie Arouet detto Voltaire, Correspondance, Gallimard, Paris (vol. 2, 1965 и vol. 3, 1975).

© Светлана Блейзизен