Пьетро Бембо

Pietro Bembo

(1470 - 1547)

Пьетро Бембо (Pietro Bembo), «из благороднейшей фамилии Бемба, одной из самых древних среди Патрициев этой высочайшей Республики, который по разнообразию и утонченности эрудиции был одним из самых великих писателей, которые когда-либо были в Италии», родился в Венеции 20 мая 1470 года от союза Бернардо Бемба (BernardoBemba) и Элены Марчеллы Морозини (Elena Marcella Morosini), став первенцем в этом семействе. Его отец – один из самых влиятельных персонажей Венецианской Республики – весьма уважаемый за спокойствие и незаурядный ум, часто выступал в роли посла в разных деликатных ситуациях.
Его воспитывали весьма усердно и подталкивали к изучению литературы, так что вскоре всем стало ясно – каких высот он сможет достичь, благодаря тому дару, которым наградила его мать-природа.
В 1478 году Правительство Светлейшей посылает его отца в качестве посла во Флорентийскую Республику (должность, исполнение которой займет два года) и Бернардо берет с собой Пьетро, которому едва исполнилось восемь лет, дабы он научился «из первоисточника» тосканскому наречию, отчасти отказавшись от собственного –венецианского, которое – из-за весьма скудных произведений литературы, которые оно дало миру – должно было, по мнению эрудита-Бернардо, навсегда остаться лишь диалектом, но никак не языком, на котором будут изъясняться и не-венецианцы. Во Флоренции Пьетро познакомился не только с флорентийским языком, но и обратил пристальное внимание на красоту и значимость латыни, которая в те годы пользовалась огромным успехом, благодаря стараниям ученого Гаспарино Бардзидза (Gasparino Barziza), бывшего под покровительством Лоренцо Медичи, и кроме того, являлась официальным языком, использовавшимся в политических делах и в разговорах, так или иначе касавшихся науки.
В 1480 году Пьетро возвращается в Венецию, где продолжает свою учебу; в 1487 – 1488 гг. он совершает свое первое путешествие в Рим вместе с отцом, назначенным послом при дворе Папы Иннокентия VIII – Папы, при котором престиж и мораль Церкви переживали ужасающий упадок, увенчавшийся 20 января 1488 года браком (праздновавшимся в Ватикане) сына Папы Франческетто (Franceschetto) с Маддаленой (Maddalena) – дочерью правителя Флоренции, браком, который – согласно брачному контракту – гарантировал возведение в кардинальский сан Джулиано Медичи (Giuliano dei Medici), которому едва исполнилось тринадцать лет и который уже в возрасте семи лет стал первым протонотариусом при Папе, а затем – и Папой под именем Льва Х.
В конце 1488 года, вернувшись из Рима, Бернардо назначается подестой Бергамо, и снова увозит с собой юного Пьетро. Должность снова длится два года, и эти годы навсегда остались в памяти Пьетро, благодаря «умеренности климата и приятности места»; здесь ему посчастливилось познакомиться с такими важными персонами как Калепино (Calepino), брат Якопо Филиппо (Frate Jacopo Filippo), Джовамбаттиста Пио (Giovambattista Pio), Гуидотто Престинари (Guidotto Prestinari) и Джованфранческо Суардо (Giovanfrancesco Suardo), последний из которых именно в Бергамо вошел во вкус написания стихов на флорентийском «вольгаре» - народном языке. В это же время и Бембо начал писать очень изящные стихи и прозу как на латыни, так и на «вольгаре», учась наилучшим образом подражать стилю лучших мастеров. Вернувшись в Венецию он наконец-то обрел первого настоящего учителя – Джованни Алессандро Уртичо (Giovanni Alessandro Urticio), который преподавал ему как латынь, так и итальянскую литературу.
В 1491 году мы снова встречаем его в Венеции, где в июне он встречается с Полициано (Poliziano):

3 июня 1491 года Джованни Пико делла Мирандола (Giovanni Picodella Mirandola) и Анджело Полициано (Angelo Poliziano) отправились ради учения в путешествие из Флоренции в Северную Италию. После остановок в Болонье, Ферраре и Падуе Полициано прибыл в Венецию. Здесь, сразу по прибытии, 23 июня, в доме Бембо начал он сличать свой экземпляр комедий Теренция с древнейшим кодексом (ныне находится в Ватикане: Lat. 3226). Теренций не был автором, более всего интересовавшим Полициано. Но новая филология, которую он (Полициано) создал два года до того своим «Сборником» (Miscellanea), предполагала, что каждый автор – даже самый затасканный – был освещен и традиция его измерена, и что античность и чистота свидетельств – написанных или выгравированных, литературных текстов или же надписей – были ценны сами по себе. Теренций дома Бембо принадлежал к высшей аристократии кодексов, написанных еще в классическую эпоху и выживших за почти десять столетий, несмотря на воздействие времени и разрушения, причиненные эпохой варваров. При взгляде на эти крупные древние буквы глаза Полициано загорались восторгом. «O foelix nimium prior aetas! Ego Angelus Politianus homo vetustatis minime incuriosus, nullum aeque me vidisse ad hanc diem codicem antiquum fateor». («О счастливый, благословенный век! Я Ангелус Полицианус, человек отнюдь не безразличный к старине, полагаю, что никто, как и я, не видывал до сего дня [столь] древний манускрипт.»). Эта фраза была написана Полициано на кодексе семейства Бембо, разумеется – по просьбе его владельцев, в знак уважения, которое они питали к знаменитому гуманисту. Затем, уже на своем экземпляре кодекса Теренция, Полициано оставит следующее воспоминание о своей работе по сопоставлению: «Ego Angelus Politianus contuleram codicem hunc terentianum cum venerandae vetustatis codice, maioribus conscripto litteris, quem mihi utendum commodavit Petrus Bembus venetus patricius, Bernardi iurisconsulti et equitis filius, studiosus litterarum adulescens... Ipse etiam Petrus operam mihi suam in conferendo commodavit».(«Я, Ангелус Полицианус, сверил эту копию Теренция с манускриптом почтенного возраста, написанным заглавными буквами, каковой предоставил мне в пользование Пётр Бембо, венецианский патриций, сын правоведа Бернарда из сословия всадников, преданный наукам юноша.... Пётр лично предоставил мне свой труд для сверки.») Эта заметка крупнейшего итальянского гуманиста и поэта Куаттроченто является первым документом в истории гуманизма и итальянской литературы, в котором появляется имя Пьетро Бембо. Это – достойное посвящение, и встреча этих двоих – пусть и столь короткая – наверняка оставила след в жизни более юного.

(Carlo Dionisotti, in Pietro Bembo, Prose della volgar lingua, Gli Asolani, Rime, a cura di Carlo Dionisotti, Utet-Classici Italiani TEA, Milano 1989, pp. 7-8)

Встреча с Полициано убеждает юного Бембо еще и в том, что для усовершенствования знания латыни необходимо знание греческого, посему он просит отца позволить ему отправиться в Мессину, чтобы изучать греческий в знаменитой тогда школе гуманиста Константина Ласкариса (Costantino Lascaris), считавшегося лучшим итальянским эллинистом той эпохи. Бернардо с тяжелым сердцем уступает желанию сына, понимая, что таким образом тот не сможет двигаться по пути дипломатической и политической карьеры, которая ожидала его как отпрыска одной из самых благородных венецианских семей; но – несмотря на недовольство – и сам Бернардо был страстным гуманистом и коллекционером книг (что уже выяснилось из эпизода с Полициано), и «страницы, им написанные и испещренные его заметками, создают впечатление человека, для которого доктрина и поэзия, чтение древних и современников, и гениальная беседа были неотделимы от ответственности и амбиций политической жизни» (Dionisotti). И вот, в 1492 году, в возрасте 22 лет, Пьетро покидает Венецию в сопровождении друга – аристократа по имени М. Анджело Габриэле (M. Angelo Gabriele), и отправляется морем, через Неаполь, в Мессину, где он проведет два с половиной года и так прекрасно выучит греческий, что не только заговорит на нем, но и будет писать по-гречески с превеликим талантом. В 1494 году он вернулся в Венецию, где круг его друзей значительно расширился, затем – все с тем же другом Габриэле – он продолжил учебу в Падуе, где посещал в основном лекции философа Никколо Леонико Томео (Niccolo Leonino Tomeo).
Плодом пребывания в Падуе стало произведение «De Aetna» («Этна»; в то время переведенное как «L’incendio dell’Etna» - «Извержение Этны») – диалог на латыни между автором и его отцом об извержении Этны, Первое издание которого было опубликовано известным книгопечатником Альдо Мануцио (Aldo Manuzio) в Венеции с датой «февраль MVD», то есть – в феврале 1595 года (вернее – 1596, учитывая некоторые разночтения общепринятого календаря с календарем венецианским) с посвящением другу и сотоварищу по учению в Мессине Анджело Габриэле. Это была одна из первых публикаций Альдо Мануцио, который начал свое издательское дело с выпуска греческой грамматики Константина Ласкариса, которую Бембо и его друг привезли из Мессины. Слава Пьетро Бембо начала распространяться не только из-за опубликованного диалога, но еще и благодаря тому, что он в совершенстве владел тремя главными языками своей эпохи: Тосканским, Латынью и Греческим (уже только этот факт возвышал его над многими литераторами того времени и приносило ему восхваления и почести при различных итальянских дворах), эпохи, особенно горькой для гуманизма Италии из-за смерти в 1493 году Эрмолао Барбаро (Ermolao Barbaro) – величайшего венецианского гуманиста, а в следующем 1494 году – Полициано и Пико делла Мирандола; все трое покинули этот мир во цвете лет.
Отец попытался направить Пьетро к карьере дипломата и политика, и юноша – большей частью из привязанности к отцу – занялся общественными делами, но первые же трудности, необходимость прибегать порой к компромиссам и соперничать с людьми, стоящими гораздо ниже его по рангу и по уровню интеллекта заставили его снова обратиться к учению, которое он так любил. Один из исторических анекдотов (рассказанный Беккателли (Beccatelli) в его биографии Бембо) повествует о том, что как раз в то время, будучи в исканиях и нерешительности, Пьетро зашел помолиться в церковь, где священник совершал богослужение и дошел до чтения Евангелия; Бембо вошел в тот момент, когда священник произносил слова: «Petre sequere me» (то есть, «Петр, следуй за мной»). Бембо показалось, что это «приглашение» было обращено именно к нему, и он уже решил при первой же возможности предпринять карьеру священнослужителя, укрывшись от мира в Аббатстве Креста из Лесного Ореха (Badia della Croce dell’Avellana) в Урбино. Переменить это решение его заставили Герцог Гуидобальдо из Монтефельтро (Guidobaldo di Montefeltro) и его супруга Элизабетта Гонзага (Elisabetta Gonzaga), при дворе которых он был в 1497 году.
В этом же году мы встречаем его и в Ферраре, куда его отец был отправлен в качестве Vicedomino - титул, редко встречающийся в политической жизни Италии того времени: венецианский флот победил корабли Герцога Феррарского, завоевав таким образом право отправить в этот город аристократа, избранного Сенатом, который и управлял бы городом, будучи «почти что соратником Герцога». Именно в Ферраре, посреди интриг при дворе, где он пробудет до 1499 года, он написал «Азоланские беседы» («Gli Asolani») посвятив их Лукреции Борджа, дочери папы Александра VI, завоевавшие огромный успех у знаменитых литераторов, с которыми он заведет тесную дружбу и из которых самыми знаменитыми были Бальдассар Кастильоне (Baldassar Castiglione) и Бернардо Довицио да Биббьена (Bernardo Dovizio da Bibbiena), а также – Джулиано Медичи (Giuliano dei Medici), третий сын Лоренцо Великолепного (Lorenzo il Magnifico), который в дальнейшем станет Папой под именем Льва Х. В основе «Азоланских бесед» лежит «поиск истины, классические и христианские доктрины, и размышления неоплатоников о любви», которые автор в эти месяцы изучал, посвящая себя философским изысканиям.
Имя произведению дало Азоло – крохотное местечко в провинции Тревиджано, избранное в качестве места жительства и укрытия Катериной Корнаро – вдовой последнего из Лузиньянов, короля Кипра; Бембо приехал туда в сентябре 1496 года, когда – среди пиров и балов – праздновался брак любимой фрейлины Корнаро.
Автор описывает воображаемый диалог, который якобы имел место в городке Азоло, в садах бывшей царицы Кипра Катерины Корнаро, и в нем участвуют трое молодых людей из знатных фамилий и три благородные венецианские дамы. Беседы проходят на протяжении трех дней, которым соответствует трехчастное деление диалога.
Главная тема диалога – любовь. В первой части Пероттино, неудачный в любви, утверждает, приводя аргументы физического, психологического и философского свойства, что любовь приносит страдания. Во второй части удачливый в любви Джизмондо опровергает один за другим аргументы Пероттино и настаивает на положительном характере любовного чувства и на материальным удовольствиях, которые оно приносит. Наконец, в третьей части «Бесед» Лавинелло, приводя аргументы некоего четвертого персонажа, святого отшельника, с которым он якобы беседовал накануне, выражает неоплатонический взгляд на любовь, согласующийся с христианской доктриной, и призывает остальных собеседников принимать самые благородные и духовные стороны этого чувства. Лавинелло выражает взгляды самого Бембо, в которых делается попытка примирить неприятие любви со стороны Пероттино и безудержное восхваление эротической стороны любви со стороны Джизмондо.
«Азоланские беседы» возобновляют тему дискуссий о характере любви, которые своими корнями уходят в античность, а затем получают широкое освещение в придворной культуре Кватроченто. Однако оригинальность произведения заключается не в концептуальном его решении, а в форме, посредством которой рассматривается ключевой вопрос, - она соответствует вкусам изысканного общества, в котором вращается автор. Рассуждения о любовной проблематике включены в более широкие рамки вопросов о поведении в придворном обществе, важными понятиями в котором были чувство прекрасного и гармонии, а также идеал равновесия и размеренности. Эти принципы согласуются с той важностью, которую Бембо придает соблюдению норм общественных приличий и правил, которые находят свою завершенность в его теории о языке. Подтверждением тому служит присутствие «рамы», в которую Бембо помещает весь диалог, подробно описывая приятные места и моменты придворной жизни. Еще один элемент новизны произведения представлен тем фактом, что для описания любовного чувства автор выбирает прозаический диалог, в то время как до тех пор любовная тематика рассматривалась только в поэзии, и использует язык и стиль Боккаччо, которые считает совершенным языковым материалом для написания прозаического текста.
Это и годы его любви, о которой нам практически ничего не известно. Дионизотти пишет по этому поводу, что из «Азоланских бесед» «достаточно ясно проглядывает сильная любовь, болезненно прерванная и долго еще вспоминаемая. И, напротив, нам хорошо известна вторая любовь, зародившаяся и длившаяся, когда работа над «Азоланскими беседами» была в самом разгаре: любовь почти уже тридцатилетнего мужчины и женщины – тоже во цвете лет, жены и матери. Отсюда – из писем его и ее понятно, сколь дорога была эта женщина, сколько трудов и риска, но и сколько стимулов и полноты жизни принесла эта любовь. Затем, еще до того, как «Азоланские беседы» были опубликованы, нам известна самая знаменитая его любовь – к Лукреции Борджа, и снова, и с еще большей силой всевластная личность женщины сопоставляется с личностью мужчины и его воодушевляет».
Вернувшись в Венецию, Бембо знакомится с Марией Саворньян (Maria Savorgnan) – возможно, самой глубокой любовью всей его жизни, о которой многое известно, благодаря их переписке. За предыдущие два года Пьетро сильно сблизился с Альдо Мануцио, в типографии которого в 1501 году он курирует публикацию «Стихотворений» Петрарки, а в следующем году – «Комедии» Данте. Эти два произведения, вышедшие под редакцией Бембо, в начале нового века положили начало долгому процессу переоценки итальянской культуры Дуэченто и Треченто, которая была достойна того, чтобы стоять в одном ряду с латинскими и греческими классиками, процесс, который вовлечет в себя итальянскую культуру вообще и культуру Флоренции – в частности.
В 1502 году он вернулся в Феррару, где встретил и полюбил Лукрецию Борджа, ставшую супругой Герцога Альфонса д’Эсте (Alfonso d’Este) в феврале того же года. Это новое пребывание в Ферраре ознаменовало собой некий разрыв в отношениях с Республикой и с уже исторически сложившейся группой венецианских друзей: интересы Бембо уже приобрели совсем иное направление. В мае он совершает второе путешествие в Рим, вместе с друзьями В. Куэрини (V. Querini) и В. Соперкьо (V. Soperchio).
1503 год оказался для Бембо весьма печальным: 30 декабря умирает его брат Карло, которому едва исполнился 31 год; боль от утраты продержалась в течение многих лет, потому что в лице брата он потерял самого искреннего друга, с которым он мог поделиться всем, рассчитывая не только на совет, но и – самое главное – на слова утешения.
В марте 1505 года в типографии друга Альдо Мануцио вышло первое издание «Азоланских бесед», а в апреле-мае того же года Бембо совершает уже третье путешествие в Рим вместе с отцом, назначенным туда послом. В июне он возвращается в Венецию с другом Паоло Канале (Paolo Canale), остановившись ненадолго в Урбино, Ферраре и Мантуе, где знакомится с Изабеллой д’Эсте (Isabella d’Este).
В 1506 году он снова покидает Венецию и перебирается в Урбино, будучи приглашенным уже небезызвестным нам герцогом Гуидобальдо да Монтефельтро, чей утонченный и блистательный двор был идеализирован Кастильоне (Castoglione) в «Придворном» («Cortegiano»). С этим последним Бембо завязывает дружеские отношения, здесь же он знакомится с Биббьеной (Il Bibbiena) и Федерико Фрегозо (Federico Fregoso), и в следующем году пишет «Комнаты для карнавала» («Stanze per una festa di carnevale») и канцону «Щедрая душа» («Alma cortese») – на смерть брата Карло, которые вызвали широкий отклик у современников.
Сюжет «Комнат для карнавала» несколько перекликается с сюжетом «Азоланцев»: в пятидесяти комнатах послы Венеры, прибывшие в Урбино – крепость женской стыдливости – приглашают урбинских аристократок к любви, к той любви, которую воспевал Джисмондо во второй книге «Азоланских бесед», от которой, впрочем, если убрать философский «фон», остается лишь простой разговор о любви, написанный с лирической простотой и без тех повествовательных и описательных элементов, которые зачастую «утяжеляли» его прозаическое произведение.
Канцона на смерть брата – это героический и торжественный плач, как по форме, так и по содержанию: личный траур достигает таких размеров, которые могут быть присущи лишь человечеству в целом при глобальной мировой катастрофе.
В 1508 году Папа, которому прислали из Дации книгу, содержащую особенно сложные сокращения, которые никто не мог расшифровать, передал этот текст Бембо, который с готовностью и разрешил задачу. За это он получает от Юлия II церковное поместье святого Иоанна в Болонье, принадлежащее Ордену святого Иоанна Иерусалимского (но во владение поместьем он вступит лишь в 1517 году), и таким образом оказывается вынужденным предпринять духовную карьеру. В начале 1512 года он посылает своим старым венецианским друзьям первые две книги «Рассуждений» («Prose»), над которыми он усиленно работал в последнее время, и послал он их именно тем друзьям, с которыми порвал в 1506 году, как бы стараясь показать им непрерывность следования идеалам прошлого и юности. Но судьба пожелала, чтобы «Рассуждения» на тот момент осталась незаконченной.
В 1512 году Бембо покидает Урбино, чтобы обосноваться в Риме, у Федерико Фрегозо, который пользовался большим почетом у курии, и дождаться «теплого местечка»: вскоре после начала своей духовной карьеры Бембо уже получил от Папы Льва Х должность апостолического секретаря или «секретаря папских посланий» - тех писем Папы, которые касались дел менее важных, чем те, которым посвящались буллы, и следовательно – писались они с меньшей торжественностью. Эти краткие послания, написанные элегантным цицероновским стилем, будут затем собраны и изданы в 1535 году – сборник выйдет с посвящением Папе Павлу III. Это занятие заставляет его постоянно пользоваться латынью, как, впрочем, и все его римское окружение за единственным исключением Анджело Колоччи (Angelo Colocci) – большого поклонника Цицерона и знатока прованской поэзии. В Риме он встречается и с Амброджиной Фаустиной Делла Торре (Ambrogina Faustina Della Torre) по прозвищу Морозина (Morosina).
В январе 1513 года Бембо отправляет Джован Франческо Пико (Giovan Francesco Pico) полемическую эпистолу в ответ на его эпистолу, датированную 19 сентября 1512 года; Пико ответит на нее, но полемика на том и закончится; в этом споре Пико и Бембо, который дошел до того, что занял среднюю позицию – между использованием латыни и вольгаре и изучением классической литературы и литературы на вольгаре, говорили на разных языках: Пико отдавал предпочтение философским аспектам, и следовательно – изобретательству и акту творения, в то время как Бембо считал наиболее важным способность выражения и, как следствие, - выбирал лингвистику и стилистику в качестве цели Творца, но в ином смысле, отличавшемся от того, о чем говорили другие теоретики.
Все в том же 1513 году умирает Папа Юлий II, и после короткого конклава, 13 марта избирается новый Папа – тридцативосьмилетний Джовании де’ Медичи, сын Лоренцо Великолепного, который на тот момент был всего лишь дьяконом и до восшествия на папский престол должен был быть рукоположен в священники и епископы. Новый Папа, больной настолько, что он не смог даже участвовать в конклаве, принял имя Льва Х – «мужа, писавшего прекраснейшие письма, и достойного сына великого Лоренцо де’ Медичи, и дабы сделать честь своему пребыванию на Папском престоле, пожелал он иметь двух самых знаменитых Секретарей Италии; еще до завершения Конклава избрал он Бембо и Якопо Садолето (Jacopo Sadoleto). На службе у которого показали они себя столь блестящими, что Римскому Двору подали пример того, как мудрые мужи умеют удерживаться на одном и том же месте, не вызывая зависти, а также и того, как могут, вернее – должны писаться Церковные бумаги: с важностью и вместе с тем – с элегантностью» (Beccatelli). Элегантность, в которой склонность к подражанию классикам оказывалась порой все же несколько тяжеловесной.
Бембо было 43 года, когда Папа назначил его Секретарем, и пробыл он на этой должности до 1521 года – года смерти Льва Х – завоевав благорасположение как Двора, так и Папы, при котором он был не только Секретарем, но и Советником, которого Понтифик посылал с довольно важными миссиями, как, например, в Венецию в 1514 году; и Папа в качестве признательности увеличил его церковные доходы до трех тысяч золотых флоринов; римские годы пролетели весьма быстро и пребывание Льва Х на папском престоле было «постоянным празднеством, по воспоминаниям Грегоровиуса (Gregorovius), посреди самого странного смешения язычества и христианства: карнавалы с масками, спектакли на темы античной мифологии, римские истории, ставившиеся на великолепных сценах; с другой же стороны – процессии и чудесные празднества в церквях, и представление Страстей Христовых в Колизее, и классические декламации в Капитолии, и ежедневные выезды кардиналов, и церемонии въезда послов и князей, сопровождаемых кортежами столь многочисленными, что казались они армиями, и кортежи Папы», а также охоты в Мальяне и Витербо «с соколами на руках, со сворами собак позади и тяжелым багажом, и толпой слуг, а за всем этим – кардиналы и иноземные ораторы, и веселый рой поэтов Рима». Наместник Христа развлекался меж весельем разного рода и гетерами, среди которых выделялись Беатриче Феррарезе (Beatrice Ferrarese) и Лукреция да Клариче (Lucrezia da Clarice) по прозвищу «матушка моя не желает» - из-за ответа, который она давала потенциальным любовникам, чтобы поднять цену на свои услуги. В этой атмосфере сладострастия и разврата, которых никогда еще не видела Церковь за свою тысячелетнюю историю, Бембо часто задумывается о том, чтобы уехать, но решение это слишком тяжело, потому как повлекло бы за собой появление множественных врагов, которые преследовали бы его повсюду.
Бембо отплатил Папе за его щедрость абсолютной верностью и полным погружением в порученную ему работу, и уехал из Рима лишь в 1519 году из-за смерти отца, вернувшись на год – с мая по апрель 1520 года – в Венецию (куда он прибыл 2 июня) и Падую, чтобы разобраться с наследством, сведенным на нет многочисленными долгами, оставленными родителем. Это был год боли и раздумий о жизни, подошедшей к отметке пятидесяти лет. Вернувшись в Рим, Пьетро с головой ушел в работу, используя бoльшую часть ночей для литературы и столь любимых им ученых занятий, дни же он проводил, занимаясь работой на Папу, так что вскоре он слег с тяжкой болезнью желудка и общим истощением. По совету врачей и настоянию Папы в конце апреля 1521 года он покинул Рим и отправился в Падую, дабы поправить пошатнувшееся здоровье.
Пережив тяжелейшие моменты, которые заставили его отказаться от любой деятельности – даже от переписки с самыми близкими и дорогими друзьями, Бембо решает начать жить для себя и заниматься исключительно милой его сердцу наукой, и уже в первые же месяцы следующего 1522 года ему становится значительно лучше, в том числе и благодаря заботам Морозины, с которой он живет «more uxorio» и которая подарит ему трех детей: Лучиллио (Lucillio) в 1523 году (который, к несчастью, умрет очень молодым), Торквато (Torquato) в 1525 (который примет священнический сан) и Елену (Elena) в 1528 году. В этом же году он начал свое духовное служение в Ордене Иоанна Иерусалимского.
21 декабря 1521 года умирает Понтифик, и Бембо решает окончательно посвятить себя науке, оставив другим обязанности и амбиции придворной жизни; и вот он обосновывается в Падуе, где обзаводится домом, в котором сумел создать практически настоящий музей разного рода раритетов, с которым редкий музей Италии мог состязаться по богатству и ценности коллекции. Бенедетто Варки (Benedetto Varchi) так описывал его: «помимо огромного количества разного рода благороднейших античных и современных книг на всех языках и на любу. тему, зачастую – написанных рукою самих Авторов, которые их и создали – был он [музей] богат и украшен столькими статуями (столь совершенными) и столькими картинами (столь благородными), не говоря уже о неисчислимом множестве различных медалей, ваз, камней, украшений и прочих ценнейших вещей, [собранных] отчасти из-за мастерства, с которым они были созданы, отчасти – из-за их древности, отчасти – из-за экстравагантности и странности, которые их отличали, что самому ему [Бембо] сказал некто, приехавший в те места лишь для того, чтобы увидеть величие Венеции и Падуи: «что касается меня, я бы хотел скорее обладать половиной кабинета Монсиньора Бембо, чем всем Арсеналом Венецианцев».
Затем Бембо разбил вокруг дома прекраснейший сад, в котором занимался Ботаникой, посвящая себя выращиванию редких и ценных сортов трав, а также – апельсинов и различных цветов. В Падуе он проводил зиму, на лето же он уезжал в Виллабоцца (Villabozza) – старинное семейное поместье неподалеку от Падуи, где он проучился бoльшую часть своей юности. Здесь он писал то на латыни, то на тосканском диалекте – в зависимости от того, что ему было больше по нраву в данный момент – и таким образом провел Бембо множество лет спокойнейшей жизни, которая часто украшалась приездами его ближайших друзей и иностранных писателей, прибывавших в Италию. Именно здесь начался плодотворный литературный период, на протяжении которого Бембо первым делом закончил свою «Рассуждения в прозе о народном языке» («Prose della volgar lingua»).
Период этот не смогло нарушить даже избрание Папой Климента VII – одного из худших Пап в истории Церкви, в миру – Джулио Медичи (Giulio de’ Medici), сына того самого Джулиано Медичи (Giuliano de’ Medici) – жертвы заговора семейства Пацци (de’ Pazzi) – и кузена Льва Х, который сначала назначил его архиепископом, а затем Кардиналом – при котором случилось разграбление Рима Ландскнехтами: одна из позорнейших страниц римской истории. Единственным его достоинством, отмечавшимся всеми историками, было щедрое меценатство, свойственное, впрочем, и многим другим Папам Чинквеченто.
В 1524 году Бембо в честь Епископа Вероны Дж.М. Джиберти (G.M.Giberti) – влиятельного Заведующего отделом разрешений канцелярии Климента VII – пишет небольшую поэму на латыни «Benacus» (латинское название озера Гарда), опубликованную в том же 1524 году; в октябре-ноябре этого же года он отправляется в Рим, чтобы представить Клименту VII рукопись «Рассуждений в прозе о народном языке» с посвящением, начатую много лет назад, но не законченную из-за длительного пребывания в Риме при Папе Льве Х, и остается там вплоть до марта 1525 года. В Падую Бембо вернулся в апреле и снова окунулся в свое уже привычное ничегонеделание; в сентябре в Венеции, в типографии Такуино (Tacuino) вышло первое издание «Рассуждений в прозе о народном языке», в котором происходит диалог, имевший место в Венеции в 1502 году, как будто и не было этих двадцати трех прошедших лет.
Местом действия всех трех частей диалога является дом Карло Бембо, брата писателя; время действия – 1502 г. Действующие лица, кроме самого Карло Бембо, – один из сыновей Лоренцо Великолепного Джулиано де Медичи (Giuliano de' Medici, 1479-1516), известный гуманист и друг писателя Федерико Фрегозо (Federico Fregoso, 1480-1541) и Эрколе Строцци (Ercole Strozzi, 1473-1508), также известный гуманист и литератор из Феррары.
В первой части анализируется происхождение вольгаре и его отношения с латынью и с провансальским языком и, наконец, природа и характеристики различных форм, в рамках которых развивался вольгаре. В доказательство того, что следует писать на народном языке, Бембо приводит доводы Данте, изложенные в трактате «Пир» (кн. I, XI, 14): древние римляне отстаивали в своих произведениях право на собственный язык, притом что существовал более известный и распространенный греческий. Вследствие этого можно отметить три важных момента: древние римляне говорили на латыни, а не на вольгаре (что соответствует точке зрения Л.Б.Альберти); вольгаре возник в результате «разъедания» («corruzione») латыни германскими языками во время нашествий варваров; наконец, по общему мнению, латынь произошла от греческого языка.
В отличие от Данте и Петрарки, Бембо не признает за сицилийской школой первенства в развитии итальянской поэзии и считает, что она зародилась непосредственно от провансальской, подтверждением чему являются провансальские корни секстины, одической канцоны, внутренней рифмы и так наз. «versi rotti», т.е. стихов с нечетным количеством слогов, по размеру короче одиннадцатисложника, а также многочисленные слова провансальского происхождения, присутствующие в итальянском литературном языке раннего периода (XIII в.)
Обсуждается и отвергается теория, приписываемая Винченцо Колли (Кальмета), о «придворном языке» при самом важном дворе Италии – в Риме, который якобы является результатом смешения всех остальных (испанского, французского, миланского и неаполитанского).
Чтобы доказать, что флорентийский язык самый правильный, Джулиано де Медичи приводит пример Боккаччо и Петрарки, а Карло объясняет, что Пьетро Бембо написал свои «Азоланские беседы» «на флорентийском языке» подобно тому, как греки предпочитали писать на аттическом языке, поскольку он «более изящен и благороден» («più vaga e più gentile»). В то же время говорится, что письменный язык должен быть далек от простонародного, по примеру Петрарки и Боккаччо, творчество которых являет собой образцы языка и стиля.
Во второй книге рассматривается тема единства разделов риторики, которые позволяют судить о качестве произведения, определяемом на основе дихотомии «материи» и «формы». Особое внимание уделяется форме, которая сама себе определяет ценность литературного произведения и должна согласовываться с «материей». Форма подразделяется на «выбор слов» («elezione delle voci») и «расположение» («disposizione»): первое должно определять отбор слов, соответствующих материи, согласно классической теории трех стилей; второе включает, кроме порядка слов в предложении, выбор рода, числа и падежа и их фонетическое благозвучие.
Далее Федериго Фрегозо вводит тему идеального письма, которое заключается в умелом сочетании «основательности» («gravità») и «приятности» («piacevolezza»). Что касается звучания («suono»), уровень гармонии («armonia») достигается в прозе при помощи звуковой игры слов, а в поэзии – еще и посредством звуковой игры рифм. Бембо пытается найти соответствие между чертами латинской поэзии и просодией вольгаре, для чего определяет ударные слоги как долгие и безударные как краткие. Важнейшей чертой, согласно Бембо, является равновесие и сочетаемость. Еще раз подчеркивается необходимость использовать тосканский вольгаре, обладающий богатством лексического состава и гармоничностью звучания; в качестве образцов для подражания указываются Петрарка и Боккаччо, поскольку действительная ценность произведения определяется его языком и стилем, то есть формой. Данте не может быть поставлен в один ряд с ними, поскольку придавал большее значение содержанию, чем форме, и использовал в своем творчестве слишком незначительные темы и упрощенную стилистику.
В третьей книге содержится настоящая грамматика итальянского языка, которая фактически совпадает с тосканским литературным вариантом и совершенно отличается от разговорного языка. Правила этой грамматики иллюстрируются примерами из языка писателей четырнадцатого века.
«Рассуждения в прозе о народном языке» является фундаментальным произведением в истории итальянского языка и литературы, которое оказало решающее влияние на авторов XVI века и последующих эпох. Во второй половине Кватроченто гуманизм начал отдаляться от латыни, с тем чтобы литература снова вернулась к вольгаре, и было выдвинуто требование установить нормы этого языка. На этот вопрос и отвечает трактат Бембо, в котором устанавливаются параметры стиля, который, в соответствии с требованиями возрожденческого классицизма, с одной стороны ставит на один уровень вольгаре и латынь, а с другой пытается зафиксировать в правилах все литературные формы и средства, согласуясь таким образом с общей тенденцией, направленной на то, чтобы уйти от экспериментальности и выработать настоящий литературный язык, который был бы приемлем для всех писателей, т.е стал бы единым и общенациональным, а также мог быть легко усвоен именно благодаря своей стабильности.
Для латыни в качестве образца Бембо называет Цицерона в прозе и Вергилия в поэзии; для вольгаре ему представляются неоспоримыми образцами итальянские авторы XIV века, поскольку они осуществляли переход от латыни к вольгаре, а значимость их произведений такова, что делает совершенно закономерным и окончательным использование народного языка в литературе.

В декабре 1529 года Бембо отправляется в Болонью – на празднества по поводу коронации, и перед всей толпой аристократов и знаменитостей, прибывших со всех концов Италии, он предстанет как самый значимый литератор своей эпохи, тот, кто сказал нечто фундаментальное, к чему следует прислушаться с огромным вниманием и поклонением, ибо наступающие времена уже открывались для развития культуры. Он вернулся в Падую в январе 1530 года. В марте же в Венеции вышло первое издание его «Стихотворений» («Rime») и «Латинских диалогов» («Dialoghi latini») и – в типографии Саббьо (Sabbio) – второе издание (сильно переработанное) «Азоланских бесед», которые должны были представлять собой подражание Петрарке в поэзии и Бокаччо – в прозе.
За год до этих событий, 8 мая в Блуа, во Франции, умер Андреа Наваджеро (Andrea Navagero) – Посол Венецианской Республики, ученик таких известных венецианских гуманистов как Сабеллико (Sabellico) и Помпонацци (Pomponazzi), которому за много лет до того было поручено завершить «Венецианские истории» («Storie Veneziane»), а вместе с тем – занять должность хранителя библиотеки кардинала Бессарионе (Bessarione), которую Сабеллико покинул в 1487 году; но в завещании Наваджеро приказал сжечь все свои записи, коль скоро он не сможет их отредактировать собственноручно; поэтому после его смерти поручение по завершению «Историй» было передано Бембо, который – услышав о нем – невзирая на почтенный возраст и на свои собственные занятия, охотно согласился. И вот, вернувшись в Падую в 1530 году, он взялся за написание на латыни «Истории Венеции», а также занял место библиотекаря в венецианской Никейской Библиотеке – будущей Библиотеке Марчана. Всего за несколько лет он написал двенадцать книг «Истории» («Rerum Venetarum historiae libri XII») с такой элегантностью, что зачастую в них чувствуется привкус стиля Цезаря, которому – как признавался сам Бембо – он часто желал подражать. История Венеции Бембо заканчивается 1513 годом. В 1532 году умирает его сын Лучилио, а 6 августа 1535 года – и Морозина, скромное и любящее существо, уход из жизни которой еще более подвиг Бембо на ведение практически монашеского образа жизни, все более склоняясь к евангелизму и доктрине Эразма Роттердамского. В это же время он начинает посещать кружок священнослужителей, которые желали провести внутреннюю реформу Католической Церкви, среди которых стоит вспомнить кардиналов Гаспаро Контарини (Gasparo Contarini), Джованни Мороне (Giovanni Morone) и Реджинальда Поула (Reginald Pole), главу капуцинов Бернардино Окино (Bernardino Ochino), а также – гуманиста Маркантонио Фламинио (Marcantonio Flaminio) и маркизу Витторию Колонна (Vittoria Colonna), с которыми Бембо поддерживал живейшую переписку.
25 сентября 1534 года умирает Папа Климент VII и на Конклаве, длившемся всего лишь два дня, 12 октября был избран на Папский престол Алессандро Фарнезе (Alessandro Farnese), принявший имя Павла III – муж, обладавший большим жизненным опытом (к тому моменту он уже 40 лет как был кардиналом).
В апреле 1535 года вышло второе издание «Стихотворений» под странным названием «В Венеции для братьев да Саббьо в 4» («In Venezia per li fratelli da Sabbio in 4»; это же название носили и вторые издания произведений Скотто, Комин да Трино, Биндони, Бартоломео по прозвищу «Император» и прочих, которые скопировали его со второго издания «Стихотворений» Бембо), а в июне, снова в Венеции, но уже в типографии Джованни Падовано (Giovanni Padovano) и Вентурино Руффинелли (Venturino Ruffinelli) – первое издание «Папских посланий» («Brevi»), написанных для Льва Х.
В июле 1538 года в Венеции, в типографии Марколини (Marcolini) вышло второе издание «Рассуждений в прозе о народном языке».
23 марта 1539 года Бембо – бывший тогда в Венеции - был произведен в кардиналы, а через несколько месяцев – в день Рождества – был рукоположен в священники, после чего он перебирается в Рим, где Папа принимает его с огромным уважением и расположением, и часто приглашает его к себе, дабы разобраться с деликатными проблемами Курии. Из-за этого Бембо отказывается от поэзии и от литературы вообще, посвящая себя новым кардинальским обязанностям, из старых же работ оставив при себе лишь «Историю Венеции». В Риме он снова встречается со многими друзьями, такими как Садолето и Контарини, особая же дружба связывает его с Джованни Делла Каза (Giovanni Della Casa), который на все то время, что исполнял обязанности Папского Нунция в Светлейшей Венецианской Республике, «владея весьма аристократическим жилищем в Риме, за которое платил он триста скуди в год, любезно пожелал предоставить его Бембо, со всей обстановкой и прекраснейшим гардеробом, полным его одежд – весьма богатых, с бархатным ложем и некоторыми античными статуями, а также – красивыми полотнами, и за все это он [Бембо] не платил ни гроша, потому как Каза был весьма богат. Не удовлетворившись этим, он оставил ему еще и прекраснейший виноградник, за пределами города, неподалеку от одних из самых красивых ворот Рима, куда Кардинал выходил порой ради развлечения».
29 июля Бембо назначается епископом Губбио и – пойдя против обычаев того времени – отправился туда и задержался в своем епископстве до тех пор, пока не решил все его проблемы.
Летом 1543 года он в последний раз вернулся в Венецию и остался там до октября – до бракосочетания дочери своей Елены с Пьетро Градениго (Pietro Gradenigo), дав за ней богатейшее приданое, на которое ушла бoльшая часть всех его средств.
18 февраля 1544 года его переводят в богатое епископство Бергамо, что оказалось для Бембо весьма кстати, учитывая – сколько долгов он должен был погасить после свадьбы дочери; но он не смог туда отправиться из-за слабости здоровья, к тому же Папа предпочитал держать его при себе в Риме в качестве советника; 8 июля Его Свяейшеством был ему назначен Помощник – Веттор Соранцо (Vettor Soranzo), Титулярный Епископ Никейский, который и отправился управлять епископством Бембо, взяв с собой Торквато Бембо – сына кардинала, чтобы тот мог выучить греческий и латинский языки.
В этом же году Бембо решает перевести свою «Историю Венеции» на вольгаре – труд, который он закончил незадолго до смерти.
Здоровье его быстро ухудшается «из-за опухоли ног», которая его ослабляла и не позволяла ему двигаться. В последние дни своей жизни он к тому же еще и сильно ударился головой и боком, пытаясь въехать верхом в слишком узкую дверь; вскоре после этого, отказавшись от лечения, считая случившееся пустяком, он стал страдать от постоянной невысокой температуры, которая медленно убивала его. Беккателли так пишет о последних моментах его жизни: «В ту ночь, что он умер, нанес ему визит Кардинал Поул (Reginald Pole), который – как истинный друг и Христианин – напомнил ему некоторые религиозные пассажи, касающиеся того великого момента, в котором он находился, и помимо прочего сказал: «Преподобнейший мой Монсиньор, настало время Вашей Милости вспомнить о сне Монсиньора нашего Козимо из Фано». История рассказывает, что Козимо Герио (Cosimo Gherio), Епископу города Фано, мужу примернейшей жизни незадолго до смерти приснилось, что находится он в Раю с Кардиналами Контарино, Бембо и Поулом. Когда напомнил об этом сне Поул кардиналу Бембо, этот последний ответил: «Было то не сном, но видением, мой Монсиньор: я прекрасно об этом помню и, полагаясь на славного Христа, надеюсь проверить его и снова увидеть сего Святого Сына вместе с моим достойнейшим братом – Кардиналом Контарино; и там пребудем мы в ожидании Вашей Преподобнейшей Милости, когда Господь пожелает соединить вас с нами». И с этими и подобными им рассуждениями принял он с набожностью сначала святейшее причастие Церкви, а затем отдал душу Спасителю 20 Января 1547 года, в возрасте 76 лет и 8 месяцев».
С пышными церемониями он был похоронен в церкви Санта Мария алла Минерва, за главным алтарем, между Папами Львом Х и Климентом VII. На надгробии Кардинал Садолето – его старинный друг и коллега – написал эпитафию:

DEO IMM. S.
ET VIRTUTI AC MEMORIAE PETRI BEMBI
PATRITII VENETI S.R.E. CARDINALIS,
CUIUS INGENII,
LITERARUM, ELOQUENTIIAE GLORIA
IN SUO SAECULO PRINCEPS,
ET ANTIQUORUM LAUDIBUS PAR;
GRATIA AUTEM IN AMPLISSIMO ORDINE,
IN MORIBUS
PROBITAS, HUMANITAS, LIBERALITAS
SUPRA COMMUNEM MODUM
SEMPER EXISTIMATA SUNT;
QUOD DE EJUS VITA HOMINUM JUDICIUM,
BEATA MORS SANCTISSIME AB EO
ET PACATISSIME OBITA,
DIVINO QUOQUE CONFIRMATA
TESTIMONIO

(Господу Вечносущему, Всесвятому / и светлой памяти Петра Бембо, / патриция Венеции, кардинала святой Римской церкви, / слава таланта, / учёности и красноречия которого / была в его веке первой / и равной заслугам древних; / его же авторитет в знатнейшем сословии, / необычайные честность, доброта и благородство его характера / всегда ценились высоко. / Таково мнение людей / о его жизни, / блаженная же кончина / была принята им благочестиво и смиренно, / и Бог тому свидетель.)

Через несколько лет Джироламо Куирино (Girolamo Quirino) – один из самых близких друзей и конфидентов, которые когда-либо были у Кардинала Бембо – возвел ему чудесный мраморный памятник, созданный скульптором Микеле Санмикели (Michele Sanmicheli), которым до сих пор можно полюбоваться в среднем нефе Церкви Святого Антония в Падуе.
В следующем за смертью Бембо 1548 году его друг и душеприказчик Карло Гуальтеруцци (Carlo Gualteruzzi) отредактировал издание произведений Бембо в соответствии с последней волей автора. Первые три тома: диалог De Urbini ducibus – уже изданный в 1530 году, первое издание первой книги Писем и третье издание «Стихотворений» вышли в Риме со шрифтом Валерио Дорико (Valerio Dorico). Из-за сложностей разного рода издание произведений Бембо в Риме так и не имело завершения.


Источники:

1. Carlo Dionisotti, in Pietro Bembo, Prose della volgar lingua, Gli Asolani, Rime, a cura di Carlo Dionisotti, Utet-Classici Italiani TEA, Milano 1989.

2. Giuseppe Bonghi, Biografia del Cardinal Pietro Bembo

3. www.belpaese2000.narod.ru