Повествуя
о жизнях наших знаменитых болонцев, мы не раз упомянули поэтические Эпитафии
и похвалы Джироламо да Казио. Теперь же приведем несколько фактов из его
жизни, дабы познакомиться с этим любимцем Фортуны, этим горцем, разбогатевшим
благодаря тщеславию и быстрому уму. Отцом его был Маркьоне Пандольфи (Marchione
Pandolci) из Казио – горного Замка в нашей Провинции Болоньи. У Джироламо
было три брата: Антонио, Франческо и Пьетро, родившиеся от первой жены
Маркьоне; сам же он родился от второй. И поскольку отец, работавший в
полях, призвал к своему мастерству и старших сыновей, он смог позволить
младшему посвятить себя литературе, как было принято там, в горах, в те
времена, когда не было общественных школ в замках и на большей территории
болонской Провинции. Став юношей, прибыл Джироламо в наш город, где предался
занятиям торговлей и ювелирным делом, в котором, по его словам, было у
него великое везение.
Visse
il Casio Mercante Gioielliero,
E con Apol ebbe sua mente unita;
A Terra Santa ando: scrisse la vita
Di Cristo: or qui e poeta e cavaliero.
(Жил
Казио, Торговец и Ювелир,
И с Аполлоном была связана душа его;
В Святую Землю отправился он: написал жизнь
Христа. Теперь же он здесь: поэт и рыцарь.)
Была у него жена и от нее трое детей: две дочери, умершие во младенчестве,
и сын по имени Якопо, коему он оставил многие свои богатства. В эпоху
литературы столь элегантной сочинял Джироламо плохо, но, будучи человеком
красивым, и с характером открытым и прямым, умом быстрым и храбростью
недюжинной, отправил он вирши свои синьорам Медичи из Флоренции, и часто
они нравились – не столько прекрасными замыслами, сколько духом храбрости.
Достаточно примера поэтишки Барабалло (Baraballo), столь милого Льву Х,
ставшего – как и этот другой поэтишка – рыцарем и доктором наук.
До 1501 года наш да Казио – уже успешный негоциант – стал водиться с великими,
общался с Джулиано де’ Медичи (Giuliano de’ Medici), даже, кажется, приютил
его у себя, скрывающегося и униженного [семейством] Борджа (Borgia). В
дальнейшем (возможно, за предоставление дружеских услуг Джулиано) он впал
в милость Кардинала Джованни де’ Медичи (Giovanni de’ Medici), Легата
в Болонье, привязавшегося к этому странному литератору, доставлявшему
ему удовольствие и забавы. Позднее он был настолько под защитой всех Медичи,
особо же – Климента VII, что это позволило ему присоединить к своему гербу
герб Медичи; но еще до 1513 года, когда на него нашла блажь отправиться
пилигримом в Святую Землю, добился он от Папы Льва «Breve» (Папского послания),
которое на весь срок путешествия избавляло его от каких бы то ни было
тяжестей перехода; и так он и сын его Джакомо [были освобождены] от всех
пошлин и налогов не только в Болонье, но и в любом месте Государства Церкви,
где им понравилось бы остановиться. И коль скоро Папа Лев сделал кардиналом
своего племянника Джулио, ставшего затем Климентом VII, Джироламо Казио,
бывший в Риме, уже рыцарь, преподнес ему красную шапочку от имени родственника-Понтифика.
Отправившись в Святую землю, между Модоне и Кандией Казио был продан в
рабство турецким корсаром вместе со всеми остальными, но потому как корабль,
на котором он плыл, принадлежал Светлейшей Республике Венеции (которая
в то время была в мире с Папством), экипаж был сразу же освобожден, и
Казио продолжил свое путешествие, а затем вернулся живым и невредимым
в Болонью, где получил от Понтифика пенсию в двести лир и [освобождение
от] Пошлины на мельницы, что было компенсацией за то, что назначил он
[Папа] его сенатором Болоньи, но не смог утвердить его в этой замечательной
должности, ибо Сенаторы фельсинейские (1) открыли Льву Папе, что лишь
аристократам по происхождению была доступна эта должность. После чего
он дважды получал старейшинство – должность весьма почетную, и даже был
выдвинут на почетную должность Реформатора Штудий.
В 1512 году он втерся в доверие к Легату Болоньи, Сиджизмондо, Кардиналу
Гонзага (Sigismondo Cardinale Gonzaga), а затем – и ко всему благородному
мантуанскому семейству, чья милость к нему была столь велика, что он получил
юридическое право на все привилегии, существовавшие на землях Лудовико
Гонзага (Ludovico Gonzaga), Маркиза Мантуанского, за то, что выкупил он
некоторые драгоценности Гонзага, бывшие в залоге у Понтифика Льва.
Точно не известно – когда родился рыцарь Джироламо, но, кажется, около
1470 года, потому как в 1501 году он уже владел всяческими богатствами
и был знаком с флорентийскими Медичи. О том, когда он умер, говорит Нинò
Сернини из Кортоны (Ninò Sernini da Cortona) в одном из своих писем
к Джованни Маоне (Giovanni Maone), секретарю Герцога Ферранте Гонзага
(Ferrante Gonzaga), написанном в Риме 23 Августа 1533 года, извещая в
нем о смерти Рыцаря и Поэта из Казио, тогда же и происшедшей. Он [Казио]
покровительствовал искусствам и был преданнейшим [слугой] Девы Марии и
Святых, посему [церковь] святого Петрония он украсил несколькими картинами
и в двух Капеллах установил статуи; и, кажется, что тоже он сделал и в
церкви Милосердия в предместье; и так же – несколькими священными скульптурами
– украсил он и храм Слуг Марии. Оба Франча – Франческо и Джакомо – а также
леонардист Больтрафио и, возможно, и другие знаменитые художники писали
его портреты в разные моменты жизни. Два из этих портретов известны, оба
– в юности: один – в более зрелом возрасте, был в церкви святого Петрония
в знаменитой Капелле Мадонны Мира, но лишь недолго можно было полюбоваться
картинами оттуда в целостности; позднее, во дни историографа живописи
Мальвазии, они были глупо покрыты позолоченной тканью с цветами, в народе
зовущейся сафьяном; и наконец (еще большее варварство!) в 1727
году их навсегда покрыли белой известью.
О, если бы появился благотворитель, который попытался бы восстановить
сии реликвии, убрав эту белую дрянь, которая уже превратила материал Болоньи
в ослепляющую белизну, которая затмевает изысканное благородство
мрамора, превращая в презренный материал и металлы, и драгоценные камни
там, где ими пользуется искусство!
Но будет уже о Казио, и мы прекращаем бесполезные жалобы.
Salvatore
Muzzi, Annali della città di Bologna dalla sua origine al 1796,
Bologna, Pe’ Tipi di S. Tommaso D’Aquino, 1844. Том седьмой, стр. 277-278.
Примечания:
1.
Фельсинейский (felsineo) - болонский (литерат.). Происходит от
латинского Felsina - этрусского названия Болоньи.
© Перевод с итальянского Светланы
Блейзизен
|