Вступив на путь добродетели, тем более
напряжем силы на движение вперед,
и никто пусть не обратится вспять…

Св. Антоний

Антоний родился в 251 г. в деревне Кома, в среднем Египте, на севере Фивады в семье коптских христиан. В детстве Антоний отличался тихим нравом, ему было чуждо общение с другими детьми, их шалости и игры. Он постоянно находился дома, на глазах у родителей, ходил с ними в церковь, слушал там чтение божественных книг, старался жить так, как они учили. Он был неприхотлив к пище и довольствовался всегда тем, что было. Естественно, что в нем рано сформировалась любовь к Богу и стремление к подвижничеству. Его жизнь напоминала жизнь многих аскетов того времени, которые уединившись где-нибудь в малодоступном уголке своего дома, предавались там молитвам, размышлениям о Боге, бдениям, посту и всем другим подвигам. У Антония не было препятствий в его занятиях, благодаря родителям, которые не только способствовали им, но и избавляли его от неизбежных житейских забот.

С уходом из жизни родителей, когда ему было около двадцати лет, на Антония возлегли заботы о доме и о воспитании малолетней сестры.

Не прошло еще и шести месяцев после смерти родителей, как он, идя по обычаю в храм, стал размышлять, как апостолы, оставив все, следовали за Спасителем и как многие из христиан продавали свое имущество и полагали средства от проданного к ногам апостолов для раздачи нуждающимся. Антоний размышлял о твердости веры этих людей. С такими мыслями он и вошел в храм. В читаемом там Евангелии слышит он слова Христа, сказанные богатому юноше: "Если хочешь быть совершенным, продай имение твое и раздай нищим и приходи и следуй за Мной, и будешь иметь сокровище на небесах" (Мф. 19. 21). Антоний, принявший это как напоминание ему свыше, после этого продал имущество, а вырученные деньги раздал нищим, оставив лишь немного для своей малолетней сестры. Чтобы освободить себя и сестру от всяких мирских забот, он передал соседям принадлежавшие ему плодородные земли с финиковыми пальмами.

Когда вскоре после этого он вновь услышал в храме слова из Евангелия: "Не заботьтесь о завтрашнем дне" (Мф. 6. 34), то раздал нуждающимся и остальную часть имущества. Не желая более проживать в своем доме, он поручил сестру верным и известным ему девственницам, отдав на воспитание в их обитель, а сам приступил к суровой и строгой подвижнической жизни.

* * *

Первая ступень - послушничество.

Вести такой образ жизни можно было лишь используя опыт других, более продвинутых отшельников, и под их руководством: в подражании и послушании тем, которые ранее оставили свои дома и вели подвижническую жизнь, поселяясь вблизи своего селения в пещерах или специально построенных небольших кельях, поскольку на то время в Египте было мало монастырей, а пустынножительство еще не было распространено.

Сущность начала такой жизни состояла в утверждении в сердце христианских добродетелей и в усвоении методов подвижничества. Добродетели у Антония утвердились еще при родителях, но теперь ему предстояла жизнь отшельника.

Потому Антоний обратился к одному из старцев, который с молодых лет жил в уединении недалеко от одного из расположенных вблизи селений. Антоний выслушивал советы и подражал ему, также уединившись поблизости от своего селения.

Вначале Антоний наблюдал за своими помыслами, все желание он устремлял, все тщание он прилагал к трудам подвижническим. Зарабатывал на пропитание своими руками, слыша, что праздный да не ест. Часть заработанного расходовал на хлеб, остальное раздавал нуждающимся. Молился он часто, зная, что необходимо молиться непрестанно, и так внимательно слушал чтение Писания, что ничего не забывал, и впоследствии память стала заменять сами священные книги. Его любили все отшельники, с которыми он общался и учился на опыте каждого тому, в чем тот преуспевал. В одном наблюдал приветливость, в другом - неутомимость в молитвах, в третьем - безгневие, в четвертом - человеколюбие. В одном обращал внимание на неусыпность, в другом - на любовь к учению. Один преуспевал в терпении, а другой прекрасно освоил посты и возлежания на голой земле. Антоний замечал кротость одного и великодушие другого. И во всех случаях он особо обращал внимание на благочестивую веру во Христа и на любовь друг к другу. Возвращаясь к себе в келью и там размышляя о всем виденном и слышанном, старался усвоить и сочетать в себе воедино опыт каждого, и чтобы каждая из добродетелей была свойственна ему. С теми, у кого нечему было учиться, он не общался и делал это так, что никого не оскорблял, но все радовались за него. Жители селения и все добротолюбцы, знавшие его, называли боголюбивым и любили его, одни - как сына, другие - как брата.

Так, доверившись старцам, и под их руководством успешно проходил Антоний первую часть пути к совершенствованию. Он не удовлетворялся простым принятием того, что уже было освоено отшельниками, но придумывал более и более суровые методы подвижничества, с каждым днем становясь воздержаннее, не останавливаясь и не уставая в устремлении, обуздывая трудом телесные удовольствия, формируя богомудрую ненависть к душевным страстям.

* * *

Но подвижническая жизнь не бывает без борьбы и искушений. Враг использует несовершенства человека, чтобы соблазнить его и столкнуть с пути духа. Никто из подвижников не обходился без борьбы с таким врагом и со своими несовершенствами с тем, чтобы обессилить противника, победить и свободно идти дальше. Без этого противник будет путаться под ногами и связывать руки идущему. В борьбе закаляется дух подвижника, вера в Спасителя, поскольку под Его покровительством осуществляется продвижение, исчезают побежденные несовершенства и формируются высокие качества души.

Не избежал этого и Антоний. Божия благодать вводила его в борьбу, чтобы искусив, укрепить нравственные силы и дать простор действиям. "Вражеские стрелы,- говорит он,- были очень чувствительны". Но мужественный борец отражал их не колеблясь.

Сначала враг внушал мысли о покинутом мире: о проданном и розданном имуществе, о сестре, живущей у чужих людей, о знатности рода, о славе, об удовольствиях и о других прелестях мирской жизни. С другой стороны, он пытался внушить Антонию мысль о его трудном пути, о немощи тела, которому будто бы не выдержать таких лишений, о большой продолжительности такой мученической жизни, вдали от людей, без всяких утешений, в непрестанном самоумерщвлении и вообще возбуждал в уме его сильную бурю помыслов, желая отвратить его от правого произволения. Враг не только был отражен твердостью Антония, непоколебимо стоявшего в своих намерениях, решимости и вере, но был повержен его непрестанными молитвами.

Побежденный в одном, дьявол обратился к обычным в юношеском возрасте искушениям, "которые в чреслах его" (Иов. 40. 11). Он начал смущать его плотской похотью. Борьба была настолько ожесточенной, что замечена даже посторонними. Враг внушал нечистые мысли, а Антоний отражал их молитвами. Враг возбуждал тело, а Антоний охлаждал его молитвой, постом, ночными бдениями и перегрузкой физической. Враг являлся в виде женских образов, стремясь возбудить страсть и обольстить, а Антоний, помышляя о Христе и высоко ценя дарованное Им благородство и разумность души, гасил уголь обольщения. Враг снова представлял ему приятность удовольствий, а он, уподобляясь гневающемуся и оскорбленному, приводил себе на мысль огненное крещение и мучительного червя и, противопоставляя это искушению, оставался невредимым. Все это служило посрамлению врага. Возмечтавший быть подобным Богу, был теперь осмеян юношей. Возвеличившийся перед плотью и кровью, был низложен человеком, имеющим плоть, потому что содействовал ему Господь, ради людей понесший на себе плоть и даровавший телу победу над дьяволом, почему каждый истинный подвижник говорит: "Не я, впрочем, но благодать Божия, которая со мной" (1 Кор. 15. 10).

Назойливость и безобразие нападений сформировали в Антонии отвращение ко всем нечистым проявлениям, исключились гнев и раздражение. Искуситель с этой стороны подступиться уже не мог, поскольку выработанные Антонием в процессе борьбы качества опаляли врага, как огненные стрелы.

Но враг не желал отступать. Видя покровительство Божие над Антонием и зная, что оно осеняет только смиренных, враг решил возбудить в юноше высокое самомнение. Потому он явился в образе черного и страшного мальчика, который плакал и, притворно унижаясь, говорил: "Многих я ввел в искушение, многих обольстил и еще большее число низложил, но в числе многих, напав теперь на тебя и на труды твои, сам изнемог".

"Кто же ты, обращающийся ко мне с такой речью?" - спросил Антоний.

"Я соблазнитель на блуд,- отвечал искуситель,- многими хитростями я стараюсь склонить на этот грех всех юношей, возбуждать в них блудные разжжения, почему и называюсь духом блуда. Скольких уже людей, давших обет целомудрия, я склонил к такому греху, скольких, уже начавших жить воздержанно, мне удалось довести до падения! За меня и пророк укоряет падших, говоря: "Блудодействуя, они отступили от Бога своего" (Ос. 4. 12), потому что я был виновником их падения. Много раз смущал я и тебя, но всякий раз тобою был низложен".

Антоний, когда услышал это, то возблагодарил Господа и с еще большей уверенностью сказал врагу: "Поэтому и достоин ты большого презрения. Ибо черен ты умом и бессилен, как мальчик. У меня уже нет заботы о тебе. "Господь мне помощник, буду смотреть на врагов моих" (Пс. 117. 7). От этих слов Антония искуситель бежал, боясь уже приближаться. Такой была первая победа над дьяволом. Лучше же сказать, что это было результатом действия в Антонии силы Спасителя, осудившего "грех во плоти, чтобы оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по плоти, но по духу" (Рим. 8. 3, 4).

Победа над страстями приближает к бесстрастию, бесстрастие же приносит мир душевный в той мере, в какой оно утверждается, а мир душевный возбуждает в сердце тепло, которое, собирая к себе все силы духа, души и тела, вводит человека внутрь, где он ощущает неотразимую потребность быть одному в единении с Богом. Это было второй ступенью духовного преуспеяния Антония.

Антоний, помня из Писания, что много бывает козней у врага (Еф. 6. 11), неослабно упражнялся в тяжелых подвигах, рассуждая, что если враг и не мог обольстить сердца его плотскими удовольствиями, то он может подвергнуть каким-либо еще более тяжелым и опасным искушениям. Поэтому Антоний все более и более изнурял и подчинял себе свое тело, чтобы, победив в одном, не дать победы над собой в другом. Приучая себя постепенно к еще более суровой жизни, многие чрезвычайные подвиги служения Богу он сделал привычными для себя, привычки же обратил как бы в природу: каждый день он постился до захода солнца и все ночи проводил в молитве: иногда он принимал пищу только через два дня и лишь на четвертую ночь несколько забывался сном. Пищу его составляли хлеб и соль при небольшом количестве воды; постелью служила рогожа или власяница, а большей частью - голая земля. Масло он вовсе не употреблял, о мясе же и вине не нужно и говорить, так как их не употребляют и менее усердные люди. Он говорил, что юношескому телу невозможно победить врага, если не исключить всего, что расслабляет тело, и не приучать его к трудам, содержа в мыслях апостольское изречение: "Когда я немощен, тогда силен" (2 Кор. 12. 10). "Душевные силы,- говорил он,- тогда бывают крепки, когда ослабевают телесные удовольствия".

Он считал, что не временем, но желанием и исполнением нужно измерять путь добродетели и ради нее подвижнической жизни. Сам он не помнил о прошедшем времени, но с каждым днем с начала подвижничества устремленно трудился, повторяя слова Павла: "Забывая заднее и простираясь вперед" (Флп. 3. 13). Также он вспоминал пророка Илию, который говорил: "Жив Господь, пред Которым я стою! Сегодня я покажусь Ему" (3 Цар. 18. 15). Ибо, по замечанию Антония, пророк, говоря "сегодня", не считал подвигов минувшего времени, но, каждый день как бы принимая за начало, продолжал подвиги, всеми силами стараясь предстать перед очами Божиими таким, каковым, по его мнению, должен быть человек, достойный лицезрения Божия, т. е. чистым сердцем и готовым исполнять волю Божию. И Антоний говорил сам себе, что по жизни Илии, как по отражению в зеркале, подвижник всегда должен изучать свою жизнь.

Полного уединения у Антония не было. К нему приходил знакомый, принося еду, сам он ходил к старцам и в церковь на Богослужение. Все это являлось своего рода развлечением, но ступень духовного подвижничества Антония требовала полного уединения. К этому была готова его душа, закаленная борьбой и суровым подвижничеством. Поэтому он отправился к находившимся недалеко от селения гробницам, предварительно договорившись с одним из знакомых, чтобы тот запер его в одной из них и приносил в определенные дни хлеб. И там, в уединении, Антоний предавался безмолвию.

Но для дальнейшего подвижничества требовалась мобилизация всех сил, сильный порыв самоотвержения, для которого нужно было внешнее воздействие. Явить этот порыв помогло нападение врага, который боясь, что Антоний наполнит пустыню подвижничеством, явился к нему в одну из ночей со множеством демонов. Благодать же Божия допускает это в целях испытания и укрепления подвижника, конечно в безопасных для него пределах, тем открывая ему восхождение на высшую ступень и давая возможность управлять самими духами-искусителями.

Демоны подвергли его таким побоям, что Антоний лежал без сознания. Как впоследствии он рассказывал, что очень жестоки были его страдания, и удары, которые наносятся людьми, не могли бы причинить такой боли. Но, охраненный высшими силами, Антоний не умер. На следующий день, как обычно, к Антонию принес хлеб его знакомый. Открыв дверь и увидя Антония лежащим без сознания, крестьянин принес его в церковь. Собравшиеся жители селения посчитали Антония мертвым и стали совершать над ним заупокойную службу. Около полуночи Антоний стал приходить понемногу в себя, и, приподнявшись, заметил, что все спят, бодрствует лишь тот, кто принес его сюда. Антоний попросил, чтобы тот, не будя никого, отнес его опять в гробницу. Но там он мог вновь подвергнуться избиению и даже лишиться жизни.

Этим Антоний выразил полную готовность предать себя смерти ради Господа, т. е. отдать Господу последнее, что у него имелось и на что могли еще покушаться демоны. Отдав же, он уже не имел того, что можно было искушать и чему можно угрожать. И это явилось всепобеждающим оружием против бесов и позволяло уже управлять ими. Такая готовность считается началом подвижничества и крепостью на всем протяжении его. Христос все дни жизни земной видел смерть перед Собой, но в саду Гефсиманском, во время молитвенного борения, Он окончательно победил ее и пошел на страдания и крестную смерть. За этим следовало трехдневное субботствование перед славным воскресением. Этот же путь проходят все души христианских подвижников. Первый шаг при этом - самоотвержение. Но каким бы малым оно ни было, в нем всегда есть доля готовности на смерть. Растет самоотвержение, растет и готовность - душа самоотвержения. Кто достигнет той степени готовности, которая была у Христа в саду, тому подлежит восхождение на крест в духе и затем субботствование духовное, за которым следует и духовное воскресение во славе Христа. Это же и совершалось в духе Антония.

Оказавшись в гробнице, от нанесенных ударов Антоний еще не мог стоять на ногах. Потому он молился лежа ниц и после молитвы громко воззвал: "Здесь я, Антоний, не бегаю от ваших ударов. Если изобьете больше прежнего, ничто не отлучит меня от любви Христовой". Потом начал петь: "Если ополчится против меня полк, не убоится сердце мое" (Пс. 26. 3).

Враг же, удивляясь, что Антоний осмелился появиться после побоев, созвал демонов и сказал им: "Смотрите, ни духом блуда, ни ударами не усмирили мы его; напротив, он отваживается противиться нам. Нападем же на него другим образом". Возмущенные демоны пришли в неистовое движение. Они устремились в обитель Антония с таким воем и грохотом, что все стало сотрясаться. Казалось, что стены рухнули, и гробница наполнилась призраками зверей и пресмыкающихся - львов, медведей, волков, леопардов, волов, змей, скорпионов и т. п. Каждый из этих призраков действовал соответственно своему внешнему виду: лев рычал, готовясь напасть на Антония, вол устрашал своим ревом и рогами, с шипением извивалась змея, стремительно бросались волки, рысь по-своему изловчалась к нападению. Все эти призраки производили страшный шум, обнаруживая лютую ярость.

Антоний, поражаемый и терзаемый ими, чувствовал невыносимую боль, но сохранял самообладание, бодрость и ясность ума, хотя и лежал без движения и стонал, оставаясь непоколебимым в душе. Он как бы посмеивался над врагами, говоря: "Если у вас было хотя бы сколько-нибудь силы, то для борьбы со мной достаточно было бы и одного. Но поскольку Господь отнял у вас эту силу, то вы и пытаетесь устрашить своей многочисленностью. Уже одно то, что вы приняли образы неразумных животных, показывает вашу слабость". "Если по допущению Божию вы можете победить, то не медлите, нападайте. А если не можете, то зачем понапрасну трудиться? Знамение креста и вера в Господа служат для меня неодолимой стеной ограждения". Демоны, после многих нападений и напрасных стараний устрашить Антония, лишь скрежетали зубами, чувствуя бессилие перед этим мощным духом, потому что подвергли посрамлению себя, а не его.

Подвижники не остаются без помощи высшей. Потому Господь пришел на помощь Антонию. Посмотрев вверх, Антоний увидел, что крыша как бы раскрылась и к нему нисходит луч света. Демоны исчезли, телесная боль мгновенно утихла, жилище оказалось неповрежденным. И ощутив эту помощь, вздохнув свободно, чувствуя облегчение страданий, молитвенно обращается Антоний к явившемуся видению:

"Где был Ты, милосердный Иисусе? Почему не явился вначале прекратить мои мучения?"

И был к нему голос: "Здесь пребывал Я, Антоний, но ждал, желая видеть твою борьбу. И поскольку устоял ты и не был побежден, то всегда буду тебе помогать и сделаю известным тебя всюду". Услышав это, Антоний почувствовал такой прилив сил, что поднялся и начал молиться и этим укрепляться так, что стал намного сильнее, чем до нападения.

Антонию было тогда тридцать пять лет.

* * *

На этой ступени подвижничества требовалось длительное уединение и безмолвие, что было возможно лишь вдали от людей - в пустыне.

Антоний обратился к первому своему наставнику-старцу и предложил уединиться вместе с ним в пустыне в каком-либо малодоступном месте. Когда старец отказался, сославшись на старость и непривычность к такому образу подвижничества, Антоний отправился один к неизвестной монахам горе, находящейся в двух или трех днях пути от жилых мест.

Но враг, желая воспрепятствовать исполнению его намерений, не прекращал искушать его. На пути Антония он бросил серебряное блюдо. Увидев блюдо, Антоний понял коварство врага и остановился в размышлении. Он стал обличать скрывающегося в призраке серебра обольстителя и так говорить в себе: "Откуда быть этому блюду в пустыне, когда это лишь путь для зверей и птиц, здесь нет даже ни одного человеческого следа; к тому же, если бы оно упало из мешка, то это было бы замечено, потому что велико оно, и потерявший возвратился бы и нашел утерянную вещь, так как место здесь пустынное. Это дьявольская хитрость. Но не воспрепятствуешь ею моему твердому намерению: блюдо твое "с тобою да будет в погибель" (Деян. 8. 20). И лишь только он проговорил это, блюдо мгновенно исчезло, "как рассеивается дым" (Пс. 67. 3).

В другой раз после этого он увидел золото, не призрачное, а материальное, в большом количестве разбросанное по дороге. Врагом оно было положено или силой Высшей для испытания подвижника, чтобы тот не заботился о собственности - этого не рассказывал Антоний. Он быстро перепрыгнул через него, как через огонь, не прикасаясь и не оглядываясь, и поспешил в пустыню. Он перешел реку и нашел в горе какое-то пустое огражденное место, которое от давнего запустения было полно разного рода ядовитых насекомых и змей. Антоний поселился здесь, и все пресмыкающиеся куда-то исчезли. Он заложил камнями вход, принеся с собой хлеба на шесть месяцев, поскольку запасать его было в обычае у фивян, у которых он иногда не портился в течение года. Имея внутри ограды воду, он стал там жить в полном уединении, отшельником, никогда не выходя из затвора и не пуская никого к себе. Лишь два раза в год принимал через кровлю хлеб, приносимый ему другом, но и его он не видел и не говорил ни слова.

* * *

Никто не знает, как проходила здесь его подвижническая жизнь. Но судя по тому, каким он вышел из затвора, можно заключить, что это было время созидания его духа Духом Святым. Можно сравнить этот процесс с тем, который проходит гусеница, когда свертывается в куколку. Никто не видит, что происходит с ней, она будто замерла. Но между тем эволюционный процесс действует в ней,- и в свое время из куколки вылетает прекрасная бабочка. Никто не видел созидания нового человека в Антонии. В человеке плотском, но прошедшем суровую школу очищения и испытаний, развившем самоотверженность и устремление, шли мощные преобразовательные процессы, творившие его по образу Создателя. Одухотворенный верой человек отвечает на призыв Святого Духа и опытно познает, что можно жить доверяясь лишь одному Богу. По окончании процесса ему было сказано выйти на служение людям.

Приходившие к нему люди, поскольку не позволял им входить внутрь ограды, нередко дни и ночи проводили вне ее. Они слышали, что в ограде как будто носятся целые толпы демонов, стучат, жалобно вопят и взывают: "Удались из наших мест; что тебе в этой пустыне? Не перенесешь наших козней".

Антоний через стену умоляет пришедших удалиться и не бояться. "Демоны,- говорит он,- наводят мысли для устрашения боязливых. Поэтому осеняйте себя крестным знамением и идите назад смело, демонам же предоставьте делать из себя посмешище". И пришедшие, оградившись знамением креста, удаляются, а Антоний остается и не претерпевает даже малого вреда от демонов, даже не утомляется в подвиге, потому что учащение бывших ему горних видений и немощь врагов доставляют ему большое облегчение в трудах и возбуждают усердие к большим трудам. Люди часто приходили, думая найти его уже мертвым, но слышали пение: "Да воскреснет Бог и расточатся враги Его, и да бегут от лица Его ненавидящие Его. Как рассеивается дым, Ты рассей их; как тает воск от огня, так нечестивые да погибнут от лица Божия" (Пс. 67. 2, 3). И еще: "Все народы окружили меня, но именем Господним я низложил их" (Пс. 117. 10).

Около двадцати лет провел Антоний в этом затворе.

* * *

Около жилища к тому времени собралось много людей, желавших подражать его подвижнической жизни. Они разломали вход и увидели Антония здорового телом, несмотря на недостаток движений, и не иссохшего от постов и борьбы с демонами. Антоний был таким же, каким его знали до затвора. В душе была та же чистота нрава. Он не был подавлен скорбью, не смутился, увидев перед собой приветствоваших его людей, не предался восторгу или грусти и не обрадовался приветствиям, но пребывал спокойным, потому что управлял разумом, чувствами и эмоциями, и ничто не могло вывести его из этого теперь естественного состояния. Перед людьми стоял исполненный внутреннего равновесия человек, с личностью, настолько расцветшей, что в нем как бы говорила божественная благодать.

Господь исцелил через него многих больных, бывших здесь же и страдающих телесными и душевными болезнями. Некоторых даже освободил от бесов. Он даровал Антонию и благодать слова. Антоний утешил скорбящих, примирив перессорившихся, внушая всем, чтобы ничто в мире не предпочитали любви к Христу и увещевал содержать в памяти будущие блага и человеколюбие Бога, "Который Сына Своего не пощадил, но за нас всех предал Его" (Рим. 8. 32), убедил многих избрать иноческую жизнь.

Свидетели этого чуда (оно есть также полный расцвет человеческой природы) решили присоединиться к нему и вместе с другими, все более и более многочисленными христианами основали в пустыне разные мужские общины, посвятившие себя восхвалению Господа, и проводили братскую жизнь, освобожденную от свойственных мирской жизни изнурительных соперничеств. Афанасий описывает такую жизнь как прообраз небесной церкви и дает понять, что такая жизнь сумела преобразить пустыню, в которой до того времени могли жить лишь разбойники.

С этого времени Антоний сделался и для других наставником, пастырем, учителем подвижнической жизни и вождем на пути к небу. Бог до такой степени помогал ему, что впоследствии у него появилось большое количество учеников. Он посещал монастыри и с любовью руководил подвижнической жизнью иноков новых и старых - и по возрасту, и по времени такой жизни. В одно из таких посещений ему было необходимо перейти ров, наполненный водой, который кишел крокодилами. Антоний совершил только молитву, после чего вступил в воду с сопровождавшими его людьми, и все благополучно перешли ров. Возвратившись же в свой монастырь, упражнялся он в прежних строгих трудах с юношеской бодростью и, часто беседуя с монашествующими, в одних увеличивал устремление, в других же возбуждал любовь к подвижничеству.

* * *

Однажды братия собрались, чтобы он дал им устав иноческой жизни. Антоний на коптском языке сказал им следующее: "Для научения исполнения заповедей Божиих совершенно достаточно и Божественных Писаний, однако же нам прилично утешать друг друга верою и словами. Поэтому открывайте мне, как дети отцу, то, что знаете, я же, как старший вас возрастом, буду сообщать вам то, что познал. Прежде всего пусть у всех вас будет общим правилом: начав, никто не ослабевает в деле, в трудах не унывает, не говорит, что давно уже занимается подвижничеством. Лучше как начинающие, только будем с каждым днем преумножать свое усердие, потому что наша человеческая жизнь коротка по сравнению с будущими веками. И хотя каждая вещь в мире продается за должную цену и человек обменивает равное на равное, но обетование вечной жизни покупается за малую цену: оно продается нам за жизнь кратковременную, о которой написано: "Дней наших - семьдесят лет, а при большей крепости восемьдесят лет; и самая лучшая пора их - труд и болезнь" (Пс. 88. 10). Если бы мы даже прожили, трудясь на служении Богу, восемьдесят или сто лет, все же в будущей жизни нам предстоит царствовать не равное ста годам время, но во веки веков, притом - не землю получим в обладание, но небо, сложив с себя тленное тело, получим тело нетленное.

Итак, дети мои, не предавайтесь скорби, потому что "нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас" (Рим. 8. 18), и, взирая на мир, не будем думать, что отреклись мы от чего-либо великого, потому что по сравнению с небесными благами вся земля ничтожна и мала. Если же весь мир в совокупности не стоит небесных обителей, то пусть каждый подумает и поймет, что, отрекшись от нескольких виноградников или нив и домов, или от ничтожного количества золота, он не может ни говорить, что оставил великое, ни скорбеть, что награду получит незначительную. Подобно тому, кто отказывается от малой медной монеты для приобретения ста золотых монет, отрекающийся от всего мира, если бы он весь был в его власти, все же в небесном царстве получил бы во сто крат большую награду. Если же земля не равноценна небесам, то оставляющий небольшие поля как бы ничего не оставляет. Если он оставит свой дом или довольное количество золота, то не должен хвалиться и унывать.

Притом должны мы рассудить, что если и не оставим этого ради добродетели, то оставим впоследствии, когда умрем, и оставим, как часто бывает, кому не хотели бы, как напоминал об этом Екклесиаст (Екк. 4. 8). Так почему не оставить нам этого ради добродетели, чтобы наследовать за это царство?

Поэтому никто из нас пусть не питает в себе желания приобретать. Ибо невыгодно приобретать то, что не возьмешь с собой. Не лучше ли приобрести то, что можем взять с собой: благоразумие, справедливость, целомудрие, мужество, рассудительность, любовь, нищелюбие, веру в Христа, безгневие, страннолюбие. Эти приобретения уготовят нам пристанища на земле кротких прежде, чем придем туда".

О ревностном и непрестанном служении Христу святой Антоний говорил так: "Не следует нам забывать, что мы - рабы Христа и должны служить Ему, своему Владыке. Раб не может отказываться от исполнения приказаний, относящихся к настоящему или будущему времени под тем предлогом, что он работал уже в прежнее время, и не посмеет сказать, что, утомившись на прежней работе, теперь должен быть свободен,- напротив, каждый день с одинаковым усердием исполняет все то же дело, чтобы и господину своему угодить и самому не подвергнуться за леность наказанию. Так и мы должны всегда ревностно исполнять заповеди Божии, твердо помня, что Господь - праведный мздовоздаятель - не простит нас за прошедшее время, но прогневается на нас за нерадение. Об этом Он с ясностью свидетельствует и через слова пророка Иезекииля: "Умрет от неправды своей, какую сделал" (Иез. 18. 24-26). Вот почему Иуда в одну ночь за совершенное им злодеяние потерял плоды своих трудов в течение всего прежнего времени.

Потому пребудем в подвиге и не предадимся унынию. Ибо в этом нам сопоспешник Господь будет помогать.

А для того, чтобы не предаваться лености, хорошо держать в мысли апостольское изречение: "Я каждый день умираю" (1 Кор. 15. 31). Ибо если будем жить как готовые ежедневно умереть, будем стараться жить праведно и, размышляя о смертном часе, не грешить. Вставая от сна, не будем надеяться дожить до вечера и, отходя ко сну, будем помнить, что, быть может, не доживем до утра. Не будем забывать, что мера нашей жизни нам неизвестна и что каждый день наш во власти Божией. А проводя так каждый день, мы не будем ни грешить, ни обольщаться какими-либо пагубными пожеланиями, ни гневаться друг на друга, ни собирать себе земных богатств, но, как ежеминутно ожидающие смерти, будем нестяжательны. Потеряет для нас всякое значение женская любовь, погаснет огонь похотливости, будем мы тогда прощать друг другу грехи, держа всегда перед своими мысленными очами день Страшного суда. Страх перед этим судом и трепет при мысли о вечных адских мучениях заранее будут устранять приятность телесного удовольствия и удерживать душу от впадания в греховную пропасть".

"Вступив на путь добродетели, тем более напряжем силы на движение вперед, и никто пусть не обратится вспять, особенно внимая Господу: "Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для царствия Божия" (Лк. 9. 62). Обратиться вспять означает сожаление и думы о мирском.

Не приходите в страх, слыша о добродетели, не смущайтесь при ее имени. Она не далеко от нас, не вне нас образуется, дело ее в нас, и оно легко, если пожелаем только.

Эллины, чтобы обучиться словесным наукам, едут за море и о пустых учениях расспрашивают чужеземных учителей, нам же вовсе не нужно переходить из одной чужой страны в другую или переплывать, ища царства небесного, море, так как Самим Господом нашим Иисусом Христом сказано в Евангелии: "Царство Божие внутрь вас есть" (Лк. 17. 21). Поэтому для добродетели требуется только наша воля, потому что добродетель в нас и образуется из нас. Она образуется в душе, у которой разумные силы действуют согласно с ее естеством. А этого достигает душа, когда пребывает, какой сотворена. Сотворена же она доброй и совершенно правой. Потому и Иисус Навин, заповедуя народу, сказал: "Обратите сердце свое к Господу Богу Израилеву" (Ис. Нав. 24. 23), и Иоанн говорит: "Прямыми сделайте стези Ему" (Мф. 3. 3). Ибо душе быть правой - значит ее разумной силе быть в таком согласии с естеством, в каком она создана. Когда уклоняется душа и делается несообразной с естеством, тогда называется это пороком души. Итак, это дело не трудно. Если пребываем, какими созданы, то мы добродетельны. Если же рассуждаем худо, то осуждаемся как порочные. Если бы добродетель была чем-либо приобретаемым извне, то, без сомнения, трудно было бы стать добродетельным. Если же она в нас, то будем охранять себя от нечистых помыслов и соблюдем Господу душу как приятный от Него залог, чтобы признал Он в ней творение Свое, когда душа точно такова, какой сотворил ее Бог".

Относительно борьбы с демонами Антоний дал следующие наставления: "Будем же добиваться, чтобы не властвовала над нами раздражительность и не преобладала в нас похоть, ибо написано: "Гнев человека не творит правды Божией. Похоть же, зачавши, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть" (Иак. 1. 20, 15).

А при таком образе жизни будем постоянно с ясным умом и, как написано, "больше всего храни сердце свое" (Притч. 4. 23). Ибо имеем у себя страшных и коварных врагов, лукавых демонов; с ними у нас битва, как сказал апостол: "Наша битва не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных" (Еф. 6. 12). Их много в окружающем нас пространстве, и они недалеко от нас. Они различны между собой.

Я не мог бы разъяснить вам все различия между ними: скажу лишь кратко о тех известных мне способах, какими они пытаются обольщать нас. Прежде всего мы должны твердо помнить то, что Бог не виновник зла и что демоны сделались злыми не по Его воле: такая перемена в них произошла не по природе, а зависела от их собственной воли. Как созданные благим Богом они первоначально были добрыми духами, но за самопревозношение были низринуты с неба на землю, где, коснея во зле, обольстили народы ложными мечтами и научили их идолопоклонству; нам же, христианам, они безмерно завидуют и непрестанно поднимают против нас всякое зло, опасаясь, что мы унаследуем их прежнюю славу на небесах. Различны и разнообразны степени погружения их в зло: одни из них достигли крайнего ниспадания в бездну нечестия, другие кажутся менее злобными, но все они, по мере своих сил, борются разными способами против всякой добродетели. Поэтому нам нужны усиленные молитвы и подвиги воздержания для получения от Бога дара рассуждения - чтобы постигать различия между злыми духами, чтобы узнавать в каждом отдельном случае их разного рода хитрости и обольщения и все отражать одним и тем же христианским знамением - крестом Господним. Получив этот дар, святой апостол Павел внушал: "Да не сделает нам ущерба сатана: ибо нам небезызвестны его умыслы" (2 Кор. 2. 11). Нужно, чтобы и мы подражали апостолу и предупреждали других о том, что потерпели сами, и вообще - наставляли взаимно друг друга. Со своей стороны, я видел от демонов много коварных обольщений и говорю вам об этом, как детям, чтобы, имея предупреждение, вы могли сохранить себя среди таких же искушений. Велика злоба бесов против всех христиан, в особенности же - против иноков и девственниц Христовых: они всюду расставляют им в жизни соблазны, стараются развратить их сердца богопротивными и нечестыми помыслами. Но никто из вас пусть не приходит от этого в страх, так как горячими молитвами к Богу и постом бесы немедленно прогоняются. Впрочем, если они прекратят на некоторое время нападения, не думайте, что вы уже совершенно победили, ибо после поражения бесы обыкновенно нападают еще с большей силой. Хитро изменяя способы борьбы, они если не могут прельстить человека помыслами, то пытаются обольстить или запугать его призраками, принимая образ то женщины, то скорпиона, то превращаясь в какого-нибудь великана высотой с храм, в целые полки воинов или в какие-либо другие призраки, которые все исчезают при ограждении верой и крестным знамением. Если в этом будут побеждены, то нападают иным способом: являются прорицателями и силятся, подобно пророкам, предсказывать о будущих событиях. Если и в этом случае они потерпят посрамление, то на помощь себе в борьбе призывают уже самого своего князя, корень и средоточие всяческого зла".

Антоний рассказывал, что нередко видел он демонов такими, каким Господь изобразил дьявола в откровении Иову, говоря: "Глаза у него, как ресницы зари. Из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры. Из ноздрей его выходит дым, как из кипящего котла. Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя" (Иов. 41. 10-13).

В таком виде являлся князь демонов, устрашая коварным своим величием, как еще обличил его господь, сказав Иову: "Железо он считает за солому, медь же за гнилое дерево. Он кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь" (Иов. 41. 19, 23), и еще говоря через пророка: "Враг сказал: "Погонюсь, настигну" (Исх. 15. 9), и также через другого пророка: "Рука моя захватила богатство народов, как гнезда; и как забирают оставленные в них яйца, так забрал я всю землю" (Ис. 10. 14).

Так вообще стараются величаться демоны и дают подобные обещания, чтобы обольстить богочестивых. Но мы, верные, также и в этом случае не должны страшиться производимых врагом привидений и обращать внимание на слова его, потому что дьявол всегда лжет. И действительно, его-то, изрекающего столько подобных дерзостей, Спаситель, как змия, "извлек удою", ему-то, как вьючному животному, "надел узду", ему-то, как беглецу, "вдел кольцо в ноздри и иглой проколол челюсть", и связал его Господь, чтобы мы наругались над ним (Иов. 40. 20, 21, 24). Дьявол и все с ним демоны низложены пред нами, чтоб, как на змей и на скорпионов, наступать на них нам, христианам (Лк. 10. 19). Доказательством же этому служит то, что живем мы ныне по правилам, противным ему. И вот обещающий истребить море и объять вселенную не в силах ныне воспрепятствовать вашим подвигам и даже остановить меня, говорящего против него. Поэтому не будем обращать внимания, что ни говорил бы он, потому что лжет. Не убоимся его привидений, потому что и они лживы. Видимый в них свет не есть свет действительный. Правильнее же сказать, что демоны носят в себе зачаток и образ приготовленного им огня, в котором будут гореть и которым пытаются устрашать людей. Внезапно являются, но немедленно также и исчезают, не причиняя вреда никому из верующих, нося же с собой подобие того огня, который примет их в себя. Поэтому и в этом отношении не нужно их бояться, потому что все их предначинания, по благодати Христовой, обращаются в ничто.

Они коварны и готовы во все превращаться, принимать на себя всякие виды. Нередко, будучи сами невидимы, представляются они поющими псалмы, припоминают изречения из Писаний. Иногда, если занимаемся чтением, и они немедленно, подобно эху, повторяют то же, что мы читаем, а если спим, пробуждают нас на молитву и делают это так часто, что не дают почти нам и уснуть. Иногда, приняв на себя монашеский образ, представляются благоговейными собеседниками, чтобы обмануть подобием образа и обольщенных ими вовлечь уже во что хотят. Но не надобно слушать их, пробуждают ли они на молитву, или советуют вовсе не принимать пищи, или представляются осуждающими и укоряющими нас за то самое, в чем прежде были с нами согласны. Ибо не из благоговения и не ради истины делают это, но чтобы неопытных ввергнуть в отчаяние. Подвижничество представляют они бесполезным, возбуждают в людях отвращение от монашеской жизни, как самой тяжкой и обременительной, и препятствуют вести этот, противный им, образ жизни.

И посланный Господом пророк возвестил окаянство таковых, сказав: "Горе тебе, который подаешь ближнему твоему питье с примесью злобы твоей" (Авв. 2. 15). Такие предначинания и помышления совращают с пути, ведущего к добродетели.

И сам Господь даже говорившим правду демонам, ибо справедливо они говорили: "Ты Христос, Сын Божий" (Лк. 4. 41), велел молчать и запрещал говорить, чтобы вместе с истиной не посеяли они собственной злобы своей, а также чтобы приобучились и мы никогда не слышать их, хотя бы, по-видимому, говорили они и истину. Нам, имеющим у себя святые Писания и свободу, дарованную Спасителем, неприлично учиться у дьявола, который не соблюл своего чина и изменился в мыслях своих. Поэтому Господь запрещает ему произносить изречения Писания: "Грешнику же говорит Бог: "Что ты проповедуешь уставы Мои и берешь завет Мой в уста твои?!" (Пс. 49. 16).

Демоны говорят, шумят, притворствуют, производят мятежи и смятения к обольщению неопытных, стучат, безумно смеются, свистят; а если кто не обращает на них внимания, плачут и проливают слезы, как побежденные.

Господь налагал молчание на демонов; так, нам, научившись у святых, прилично поступать подобно им и подражать их мужеству. А они, смотря на это, говорили: "Буду обуздывать уста мои, доколе нечестивый передо мною" (Пс. 38. 2) и еще: "А я, как глухой, не слышу, и как немой, который не открывает уст своих; и стал я как человек, который не слышит" (Пс. 37. 14). Так и мы не будем слушать демонов, как чуждых нам, не станем повиноваться им, хотя бы пробуждали нас на молитву, хотя бы говорили о посте, будем же более внимательны к предпринятому нами подвижничеству, чтобы не обольстили нас демоны, делающие все с хитростью. Но не нужно нам и бояться демонов, хотя, по-видимому, нападают на нас, даже угрожают нам смертью, потому что они бессильны и не могут ничего более сделать, как только угрожать.

Хотя и коснулся я этого мимоходом, однако же теперь не поленюсь сказать о том же подробнее. Такое напоминание послужит вашей безопасности. По пришествии Господа враг пал и силы его изнемогли. Поэтому хотя ничего не может он сделать, однако же, как мучитель, по падении своем не остается в покое, но угрожает, хотя бы даже словом.

Пусть же каждый из вас поймет это и тогда в состоянии будет презирать демонов. Если бы демоны были облечены в такие же тела, как и мы, то могли бы они сказать: "Людей укрывающихся мы не находим, а найденным причиняем вред". Тогда и мы могли бы укрыться и утаиться от них, заперев двери. Но они не таковы, могут входить и в запертые двери, и все демоны, а первый из них дьявол, носятся по всему пространству; притом они зложелательны, готовы вредить, и, как сказал Спаситель, отец злобы дьявол есть "человекоубийца искони" (Ин. 8. 44). Между тем мы живы еще и даже ведем образ жизни, противный дьяволу. Итак, явно, что демоны не имеют никакой силы. И место не препятствует им делать зло; и в нас видят они не друзей своих, которых стали бы щадить, и сами не такие любители добра, которые могли бы исправиться; но, напротив, они лукавы, о том единственно заботятся, чтобы любителям добродетели и богочестивым делать вред. Однако же поскольку ничего не в силах сделать, то и не делают вреда, а только угрожают. Но если бы они были в силах, то не стали бы медлить, но тотчас сделали бы зло, имея готовое на то произволение, особенно же сделали бы зло нам. Но вот мы, сойдясь, теперь говорим против них, и знают они, что по мере нашего преуспеяния сами изнемогают. Поэтому если бы у них была власть, то не оставили бы в живых никого из христиан, потому что "мерзость грешнику богочестие" (Сир. 1. 25). Поскольку же ничего не в состоянии они сделать, то более уязвляются тем, что не могут исполнить своих угроз.

Притом, чтобы не бояться демонов, нужно понять и следующее. Если бы было у них могущество, то не приходили бы толпою, не производили бы мечтаний и не принимали бы на себя различных образов, когда строят козни. Но достаточно было бы прийти только одному и делать, что может и хочет, тем более, что всякий, имеющий власть, не привидениями поражает, не множеством устрашает, но немедленно пользуется своею властью как хочет. Демоны же, не имея никакой силы, как бы забавляются на зрелище, меняя личины и стращая детей множеством привидений и призраков. Поэтому и нужно их презирать как бессильных. Истинному ангелу, посланному Господом на ассириян, не было нужды во множестве, в наружном призраке, в громе и треске; напротив того, в тишине выказал он власть свою и мгновенно истребил сто восемьдесят пять тысяч. Не имеющие же никакой силы демоны, препирающиеся с нами, покушаются устрашить хотя бы мечтаниями.

Если кто вспомнит бывшее с Иовом и скажет: "Почему же дьявол пришел и сделал с ним все: и имущества лишил его, и детей его умертвил, и самого поразил "гноем лютым"? (Иов. 1. 15-22; 2. 1-7) - то пусть знает, что не от силы дьявола это зависело, но от того, что Бог передал ему Иова на искушение. Дьявол же, конечно, был не в силах ничего сделать, потому просил и, получив дозволение, сделал. И поэтому тем более достоин презрения враг, который, хотя и желал, однако же не в силах был ничего сделать даже одному праведнику. Ибо если бы имел на это силу, то не стал бы просить. Поскольку же просил, и не однажды, то был действительно немощным и совсем бессильным. И неудивительно, что не в силах был что-либо сделать с Иовом, когда не мог погубить и скота его, если бы не позволил ему Бог. Даже над свиньями не имеет власти дьявол. Ибо, как написано в Евангелии, демоны просили Господа, говоря: "Повели нам идти в свиней" (Мф. 8. 31). Если же не имеют власти над свиньями, тем более не имеют над человеком, созданным по образу Божию.

Поэтому нужно бояться только Бога, а демонов презирать и нисколько не страшиться их. Даже чем больше страхов производят они, тем сильнее будем действовать против них. Ибо сильное против них оружие - правая жизнь и вера в Бога. Боятся они подвижнического поста, бдения, молитв, кротости, безмолвия, несребролюбия, нетщеславия, смиренномудрия, нищелюбия, милостынь, безгневия, преимущественно же благочестивой веры во Христа. Поэтому-то и употребляют все меры, чтобы не было кому попирать их. Знают они, какую благодать против них дал верующим Спаситель, Который сказал: "Даю вам власть наступать на змей и на скорпионов и на всю силу вражию" (Лк. 10. 19).

Поэтому, если они выдают себя за предсказателей, никто да не прилепляется к ним. Нередко предсказывают они за несколько дней, что кто-то придет, и тот действительно приходит. Демоны делают это не по заботе о слушающих их, но чтобы возбудить в них веру к себе и потом, уже подчинив, погубить. Поэтому не нужно слушать демонов, а надо возражать на их слова, что мы не нуждаемся в них. Не удивительно, если кто, имея тело тоньше человеческого и потому ранее увидев выступивших в путь, опережает и извещает о них, как предсказывает всадник, обогнав идущего пешком. Демоны не имеют предведения о том, чего еще нет. Единый Бог есть "знающий все" прежде бытия его (Дан. 13. 42). И теперь, поскольку мы сошлись и беседуем о них, то от них будет известно многим, прежде чем кто-либо из нас расскажет о том. Но то же может сделать и какой-нибудь резво бегающий мальчик, обогнав идущего медленно. Если намеревается кто идти из Фиваиды или из другой какой страны, то до того, как не выступил он в путь, демоны не знают, пойдет ли. Но, увидев идущего, забегают вперед и извещают о нем, и, таким образом, идущие через несколько дней, действительно, приходят. Нередко же случается отправившимся в путь возвратиться назад, и тогда демоны оказываются лжецами.

Так, иногда объявляют они о воде в реке Ниле, увидев, что много было дождей в странах эфиопских и зная, что от них бывает наводнение. Прежде, нежели вода придет в Египет, прибегают туда и предсказывают. Но то же сказали бы и люди, если бы могли так скоро переходить с места на место, как демоны. И как страж Давидов, взошедши на высоту, раньше находящегося внизу увидел бегущего, и, поспешив, раньше других рассказал не о чем-либо, еще не совершившемся, но о том, что уже было и о чем известие уже приближалось (2 Цар. 18. 24-29). Так и демоны принимают на себя труд и дают знать другим, чтобы только обольстить их. Если же Промыслу угодно будет в это время с водами или с путешествующими сделать что-либо иное (потому что и это возможно), то демоны окажутся лжецами и послушавшие их будут обмануты.

Так произошли языческие прорицалища; так издавна люди вводимы были в заблуждение демонами. Но обольщение это, наконец, прекратилось. Ибо пришел Господь и привел в бездействие демонов и коварство их. Они ничего не знают сами собою, но, что видят у других, то и разглашают, и более угадывают, нежели знают по предведению. Поэтому, если предсказывают и правду, никто пусть не удивится этому.

И какая польза слушающим демонов заранее узнать от них будущее, или насколько это важно, даже если бы мы узнали правду? Это не составляет добродетели и, без сомнения, не служит доказательством добрых нравов. Никто из нас не осуждается за то, что не знал, и никто не ублажается за то, что приобрел сведение и узнал; но каждый подлежит суду в том, соблюл ли веру, искренно ли сохранил заповеди.

Не следует высоко ценить такое предведение. Подвижничать и трудиться необходимо не для того, чтобы предузнавать, но чтобы доброй жизнью угодить Богу. Молиться надо не о предведении и не этой награды просить за подвиги, но просить Господа, чтобы Он способствовал нам в победе над дьяволом.

Если же нужно когда-либо иметь предведение, то будем чистым хранить ум. Ибо уверен я, что душа во всем чистая и верная своей природе, сделавшись прозорливой, может видеть больше и дальше, нежели демоны, потому что от Господа дается ей откровение. Такова была душа Елисея, видевшая, что сделано было Гиезием (4 Цар 5. 26), и узревшая охраняющие ее силы.

Поэтому, когда демоны приходят к вам ночью, хотят возвестить будущее или говорят: "Мы - ангелы",- не внимайте им, потому что лгут. Если будут они хвалить ваше подвижничество и ублажать вас, не слушайте их и нисколько не сближайтесь с ними, лучше же себя и дом свой запечатлейте крестом и помолитесь. Тогда увидите, что они сделаются невидимыми, т. к. боязливы и особенно страшатся знамения креста Господня. Ибо, крестом отъяв у них силу, посрамил их Спаситель.

Если же будут упорствовать, издеваясь и принимая на себя разные виды,- не приходите в боязнь, не ужасайтесь, не внимайте им, как духам добрым. Ибо, при Божией помощи, возможно и нетрудно распознавать присутствие ангелов добрых и злых.

Видение святых бывает невозмутительно. Не будут они ни спорить, ни кричать, "чтобы не услышал кто гласа их" (Ис. 42. 2). Являются они безмолвно и кротко, почему в душе немедленно рождаются радость, веселие и дерзновение; потому что со святыми Господь, Который есть наша радость и Сила Бога Отца. Душевные помыслы пребывают невозмутимыми и неволненными, и душа, озаряемая видением, созерцает явившихся. В ней возникает желание божественных и будущих благ, и, конечно, возжелает она быть в соединении со святыми и отойти с ними. Если у кого появится страх от видения добрых ангелов, то явившиеся в то же мгновение убирают этот страх своею любовью, как поступил Гавриил с Захарией (Лк. 1. 13), а также ангелы: явившийся женам во гробе Господнем (Мф. 28. 5) и упомянутый в Евангелии, сказавший пастырям: "Не бойтесь" (Лк. 2. 10). Ощущается же страх не от душевной боязни, но от сознания присутствия высших сил. Таково видение святых.

А нашествие и видение духов злых бывает возмутительно, с шумом, криками и воплями, подобно буйному движению плохо воспитанных молодых людей или разбойников. От этого в душе немедленно происходят боязнь, смятение, беспорядок помыслов, грусть, ненависть к подвижникам, уныние, печаль, воспоминание о сродниках, страх смертный, и, наконец, худое пожелание, нерадение о добродетели, нравственное расстройство.

Поэтому если у вас появится страх перед явившимся, который сразу же исчезает, и вместо него появляется невыразимая радость, благодушие, дерзновение, воодушевление, невозмутимость помыслов, мужество и любовь к Богу, то не теряйте упования и молитесь. Ибо радость и благоустроенность души показывает святость явившегося. Так, Авраам, увидев Господа, возрадовался (Ин. 8. 56), и Иоанн от гласа Богородицы Марии взыграл радостно (Лк. 1. 44). А если явление сопровождается смятением, внешним шумом и мирской пышностью, угрозами смерти и всем сказанным выше, то знайте, что это - нашествие злых ангелов.

И еще признак: когда душа продолжает ощущать боязнь, явившийся есть враг, потому что демоны не уничтожают боязни. Напротив того, демоны, когда видят людей в боязни, тем более умножают призраки, чтобы привести их в больший ужас, и, наступая, уже ругаются, говоря: "Падши поклонитесь" (Мф. 4. 9). Так обольщали они язычников, и те лжеименно признавали их богами.

Но нас не оставил Господь быть в обольщении от дьявола, когда, запрещая ему производить такие призраки, сказал: "Отойди от Меня, сатана, ибо написано: "Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи" (Мф. 4. 10). Да будет презираем нами этот коварный. И демоны, слыша и от нас подобное, обращались бы в бегство ради Господа, сказавшего это.

Но не нужно хвалиться силой изгонять бесов и превозноситься даром исцелений. Не нужно удивляться тому, кто изгоняет бесов, и уничижать того, кто не изгоняет. Пусть каждый поучается подвижничеству другого. Пусть или подражает и соревнует ему или исправляет его. Творить знамения не от нас зависит, но есть дело Спасителя. Он сказал ученикам: "Не радуйтесь, что духи вам повинуются, но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах" (Лк. 10. 26). То, что имена написаны на небе, свидетельствует о нашей добродетели и жизни, а изгонять бесов есть благодать даровавшего Спасителя. Поэтому хвалившимся не добродетелью, но знамениями и говорившим: "Господи, не Твоим ли именем бесов изгоняли и не Твоим ли именем многие чудеса творили?" Господь отвечал: "Я никогда не знал вас, отойдите от меня" (Мф. 7. 23; Лк 13. 27). Ибо Господь не ведает путей нечестивых.

Сверх всего же, как сказал, нужно молиться о том, чтобы принять дарование различения духов, чтобы, по написанному, не всякому духу верить (1 Ин. 4. 1).

Намеревался было я смолчать и ничего не говорить от себя, удовлетворившись только сказанным. Но чтобы вы поняли, что говорю подтвержденную опытом сущую правду, и поскольку внемлющий этому Господь знает чистоту моей совести и что делаю это не для себя, но для вашего вразумления и любви, то скажу еще, что узнал я о демонских начинаниях.

Много раз ублажали меня демоны, а я заклинал их именем Господним. Много раз предсказывали они мне о разливе реки, а я спрашивал их: "Вам какое до этого дело?" Иногда приходили с угрозами и окружали меня, как вооруженные воины. Иногда наполняли дом конями, зверями и пресмыкающимися, а я воспевал: "Иные колесами, иные конями, а мы именем Господа, Бога нашего, хвалимся", и по молитвам Господь обращал их в бегство. Иногда приходили во тьме, имея призрак света, и говорили: "Мы пришли озарить тебя, Антоний". Но я, смежив глаза, молился, и тотчас угасал свет нечестивых. Через несколько месяцев пришли и будто воспевали псалмы и произносили места из Писаний, а "я, как глухой, не слышу" (Пс. 37. 14). Иногда приводили в колебание келью, но я молился, пребывая неподвижен мыслью. После этого еще пришли и стали рукоплескать, свистеть, плясать, но я молился и лежа мысленно пел псалмы. Вскоре начали они плакать и рыдать, как изнемогшие, а я прославлял Господа, сокрушившего и посрамившего их дерзость и безумие.

Однажды явился демон высокий ростом с многочисленным сопровождением и осмелился сказать о себе: "Я - Божия сила и премудрость",- и обратился ко мне с такими словами: "Проси у меня, Антоний, чего хочешь, и я дам тебе". Я же в ответ плюнул ему в уста и, произнеся имя Христа, устремился на него, занеся руку для удара, и, как показалось, ударил - и при имени Христа великан тотчас же исчез со всеми его демонами.

Когда я постился, он снова явился под видом монаха, который принес призрак хлеба и уговаривал меня поесть: "Ешь и отдохни после многих трудов, иначе можешь заболеть". Но я понял, что это козни, и обратился к своему обычному оружию - знамению креста Христова,- он тотчас превратился в струю дыма, которая исчезла через окно.

Демоны часто пытались прельстить меня в пустыне, являясь вдруг призраком золота, рассчитывая соблазнить или видом его, или через прикосновение к нему. Не скрою и того, что демоны много раз принимались бить меня. Но я терпеливо переносил побои и лишь восклицал: "Никто не может отлучить меня от любви Христовой". От этих слов они приходили во взаимную друг против друга ярость и, наконец, были прогоняемы не по моему, но по Божию велению согласно словам Христа: "Я видел сатану, спадшего с неба, как молния" (Лк. 10. 18). А я, помня изречение апостольское, "приложил то к себе" (1 Кор. 4. 6). Да научитесь не унывать в подвижничестве и не страшиться привидений дьявола и демонов его.

Однажды демон постучался в ворота монастыря. Выйдя, я увидел перед собой огромного великана, голова которого, казалось, достигала до неба. И когда я спросил: "Кто ты?" Он ответил: "Я - сатана". После этого на вопрос мой: "Зачем ты здесь?" - он сказал: "Почему напрасно меня обвиняют монахи и все прочие христиане? Почему ежечасно проклинают меня?" И на слова мои: "А ты зачем смущаешь их?" - он отвечал: "Не я смущаю их, они сами себя смущают, а я стал немощен. Разве не читали они: "У врага совсем не стало оружия, и города Ты разрушил" (Пс. 9. 7)? Нет уже мне и места, не имею ни стрел, ни города. Везде христиане, даже пустыня стала наполняться монахами. Пусть же соблюдают сами себя и не проклинают меня напрасно". Тогда, подивившись благодати Господней, сказал я ему: "Всегда ты лжешь и никогда не говоришь правды. Однако же теперь против воли своей сказал ты правильно. Ибо Христос, пришедши, сделал тебя немощным и, низложив, лишил тебя всего". Услышав имя Спасителя и не терпя палящей силы Его, дьявол стал невидим.

Итак, если сам дьявол сознается в своем бессилии, то, конечно, должны мы презирать и его, и демонов его. У врага и у псов его много хитростей, но мы, узнав немощь их, можем презирать их. А таким образом, не будем падать духом, питать в душе боязни, не станем сами для себя выдумывать побуждений к страху, говоря: "Не пришел бы демон и не поколебал бы меня, не восхитил бы он меня и не низринул бы или не напал бы внезапно и не привел бы в смятение". Вовсе не будем давать в себе места таким мыслям и скорбеть, как погибающие. Сильнее же будем благодушными и радостными всегда, как спасаемые, будем содержать в мысли, что с нами Господь, Который низложил и привел в бездействие демонов. Будем представлять и помышлять всегда, что поскольку с нами Господь, то ничего не сделают нам враги.

Какими они нас находят, такими и сами делаются в отношении к нам, и какие мысли в нас находят, такие и привидения представляют нам. Поэтому если найдут нас боязливыми и смущенными, то немедленно нападают, как разбойники, нашедшие незащищенное место, и что у нас в мыслях, то и усиливают. Так увеличивают боязнь привидениями и угрозами, и, наконец, бедная душа мучится тем. Но если найдут нас радующимися о Господе и помышляющими о будущих благах, содержащими в мыслях дела Господни и рассуждающими, что все в руке Господней, что демон не в силах побороть христианина и вообще ни над кем не имеет власти, то, видя душу, подкрепляемую такими мыслями, демоны со стыдом обращаются вспять. Так враг, видя Иова огражденным, удалился от него, но сделал пленником своим Иуду, найдя его лишенным такой защиты.

Поэтому если хотим презирать врага, то будем всегда помышлять о делах Господних. Пусть душа постоянно радуется в уповании, и увидим, что демонские игралища подобны дыму и что демоны скорее сами побегут, нежели нас будут преследовать, потому что они, как уже сказано, крайне боязливы, ожидая уготованного им огня.

Для того, чтобы не бояться демонов, нужно делать следующее. При появлении привидения не пугаться, но каким бы оно ни было, смело спросить: "Кто ты и откуда?" И если это будет явление святых, то они удостоверят тебя и страх твой претворят в радость. А если это дьявольское привидение, оно тотчас утратит силу, если мысль тверда. Признак невозмущаемого духа - при всяком случае спрашивать: "Кто ты и откуда?" Так вопросил сын Навин и узнал, кто был Явившийся (Ис. Нав. 5. 13). Так враг не утаился от вопросившего Даниила" (Дан. 10. 11-21).

Так преподобный убеждал братию не страшиться силы бесов, укрощенной и низложенной Христом, но мужественно, с Божией помощью бороться с ними, укрепляя свои сердца верой во Христа. Слушая это, братья радовались и запоминали на пользу себе наставления своего руководителя. В одних усиливалось стремление к добродетели, в других укреплялась вера, некоторые очищались от ложных обольщений помыслами, сердца других освобождались от действия страшных призраков, все же вместе преисполнялись бодрой готовности презирать демонские обольщения.

* * *

На той горе, где жил преподобный Антоний, возникло множество монастырей, которые, покрывая ее подобно шатрам, были переполнены божественными сонмами псалмопевцев, чтецов Писания, молитвенников, постников, людей, радостно надеющихся на будущие блага и трудящихся лишь для подачи милостыни. Взаимная любовь и согласие господствовали между ними, и жилища их были подобны городу, чуждому волнений мира сего, преисполненному лишь благочестия и праведности. Не было между ними ни какого-либо непотребника, ни ругателя, ни ненавистника, ни клеветника, ни ропщущего; было лишь множество подвижников, единодушно служащих Богу, так что каждый, кому доводилось видеть эти монастыри и такой образ жизни их, не мог, восклицая, не повторить слов Писания: "Как прекрасны шатры твои, Иаков, жилища твои, Израиль! Расстилаются они, как долины, как сады при реке, как алойные дерева, насажденные Господом".

А сам Антоний, по обычаю уединяясь особо в монастыре своем, усиливал подвиги и ежедневно воздыхал, помышляя о небесных обителях, вожделевая их и обращая взор на кратковременность человеческой жизни. Когда хотел принимать пищу, ложиться спать, приступал к исполнению других телесных потребностей, чувствовал он стыд, представляя себе разумность души. Нередко, со многими другими иноками приступая ко приему пищи и вспомнив о пище духовной, отказывался от еды и уходил от них далеко, почитая для себя за стыд, если увидят другие, что он ест. По необходимому же требованию тела ел, но особо, а нередко и вместе с братиею, сколько стыдясь их, столько желая предложить им слово на пользу.

Он говаривал: "Больше надо заботиться о душе, а не о теле и телу по возможности уделять меньше времени, все же остальное посвящать душе, чтобы не увлекалась она телесными удовольствиями, но больше подчиняла тело. Это-то и значит сказанное Спасителем: "Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться (Мф. 6. 25). Итак, не ищите, что вам есть или что пить, и не беспокойтесь, потому что всего этого ищут люди мира сего; ваш же Отец знает, что вы имеете нужду в том; более того ищите Царствия Его, и это все приложится вам" (Лк. 12. 29-31).

* * *

Между тем возникло жестокое гонение на церковь Христову со стороны императора Максимина. И когда святых мучеников повели в Александрию, то Антоний оставил монастырь и последовал за жертвами. "Пойдем,- говорил он,- и мы на светлый пир наших братьев, чтобы или и самим удостоиться того же, или видеть других подвигающимися". Было у него желание принять за имя Христово мученичество, но не хотя предавать себя в руки мучителей, прислуживал мучимым в темнице и на рудниках, сопровождал их на суд, являлся перед лицом мучителей и, не скрывая, что он христианин, прямо как бы домогался таким образом пострадать за Христа. Однако никто не осмелился поднять на него руку. У него было много подопечных, которых он ободрял, поощрял к ревности, сопровождал до самой кончины.

Судья, видя бесстрашие Антония и бывших с ним, приказал, чтобы иноки не показывались в суде и вообще удалились из города. Многие из них скрылись. Антоний же настолько озаботился, что даже вымыл свою верхнюю одежду, и на следующий день, став впереди всех на высоком месте, явился перед игемоном. Все удивились этому, видел его и игемон со своими воинами, когда проходил мимо его. Антоний стоял бестрепетный, показывая тем христианскую ревность, казалось, печалясь о том, что не удостоился мученичества. Но Господь хранил его, чтобы быть учителем подвижнической жизни, какой научился сам Антоний из Писаний и личного опыта. Многие, видя образ его жизни, решили стать подвижниками. Итак, снова стал он, по обычаю, прислуживать исповедникам и, как бы связанный вместе с ними, трудился в служении им.

* * *

А когда гонения прекратились и принял мученичество епископ Петр, тогда Антоний оставил Александрию и уединился снова в своем монастыре, где ежедневно был мучеником в совести своей и в подвигах веры. Труды его многочисленны и велики: непрестанно постился он, одежду нижнюю, волосяную, и верхнюю, кожаную, соблюдал до самой кончины, не смывал водою нечистот с тела, никогда не обмывал себе ног, даже просто не погружал их в воду, кроме крайней необходимости. Никто не видел его раздетым, никто не мог видеть обнаженного Антониева тела.

Однажды, когда он пребывал в уединении и, затворившись в своей келии, никого не принимал, пришел к нему с бесноватой дочерью военачальник Мартиниан. Он стал стучаться и умолять преподобного выйти помолиться и помочь его страждущей дочери. Антоний, не отпирая дверей, выглянул сверху и сказал: "Зачем ты обращаешься ко мне? Я такой же человек, как и ты, одинаково мы оба немощны по природе. Если веруешь во Христа, которому я служу, то ступай, помолись по своей вере Богу, и дочь твоя выздоровеет". Мартиниан уверовал, призвал имя Христово и удалился с тотчас же исцелившейся дочерью.

Господь совершал и много других чудес через Антония. В Евангелии Он обещал: "Просите, и дано будет вам" (Лк. 11. 9). Много бесноватых лежало перед входом в его келью, так как двери ее были заперты, и все они получали исцеление по его богоугодным молитвам.

* * *

Антоний видел, что эта многочисленность посетителей препятствует ему пребывать в излюбленном им безмолвии. С другой стороны, он опасался, чтобы его собственный ум не начал превозноситься обилием совершаемых знамений, и потому решил идти в верхнюю Фиваиду, где никто его не знал. Взяв хлеба, он сел на берегу реки и стал поджидать корабль.

Когда же дожидался корабля, был к нему свыше голос: "Куда и зачем идешь, Антоний?" Он не смутился, потому что привык слышать такие воззвания, и сказал в ответ: "Поскольку народ не дает пребывать мне в покое, то хочу идти в верхнюю Фиваиду и особенно потому, что требуют у меня того, что свыше сил моих". Голос сказал ему: "Если уйдешь в Фиваиду и даже, как намереваешься, к пастухам, то получишь еще больше беспокойства. Если же действительно хочешь пребывать на покое, то иди во внутреннюю пустыню". "Это место мне незнакомо, кто же укажет дорогу?" - спросил Антоний. В ответ на это голос указал ему на сарацин, которые обыкновенно ходили этой дорогой в Египет для торговли. Теперь они возвращались, и Антоний, подойдя, попросил, чтобы взяли его с собой и довели до пустыни. Они охотно согласились, видя в Антонии посланного Самим Богом спутника. Трое суток был он вместе с сарацинами, пока не дошли до высокой горы, из-под которой истекал источник хорошей воды. Гору окружала небольшая равнина, на которой росли несколько диких финиковых пальм. Антонию понравилось это место,- как будто оно было указано ему Самим Богом,- и Тот, Кто невидимо беседовал с ним на берегу реки, действительно внушил ему избрать эту гору. Взяв от спутников хлеба, стал он жить на горе один. Сарацины стали приносить ему хлеб, иногда же он питался финиками диких пальм. Впоследствии же, когда братия узнали о его местопребывании, то стали постоянно доставлять ему пищу.

Но Антоний, видя, что доставляет братиям заботы, упросил одного из пришедших, чтобы он принес ему заступ, мотыгу и небольшое количество семян. Когда тот исполнил это, Антоний выбрал небольшое местечко, пригодное для посева. Взрыхлив землю, он посеял зерна, и с того времени уже каждый год имел свой хлеб, не отягощая никого, и радовался, что кормится в пустыне трудами своих рук. Но после того, как начали приходить к нему люди, для них он посеял еще несколько овощей: бобов, гороха и прочего. Но приходившие на водопой звери топтали и пожирали овощи. Однажды, когда они по обыкновению собрались сюда, преподобный взял одного из них и, ударив слегка прутом, сказал всем им: "Зачем вы причиняете мне вред, сами не видя от меня никакого притеснения? Именем Господним приказываю вам: ступайте от меня прочь и не подходите сюда". И с того времени звери, послушные запрещению, уже не приходили больше.

Так уединенно жил Антоний, пребывая в молитве и непрестанных подвигах. Впрочем, движимые любовью к старцу братья приходили и старались чем-нибудь послужить ему. Они приносили маслины, елей, овощи, умоляя подкрепить свое слабое от старости тело.

* * *

Много битв с демонами пришлось ему там выдержать. Воистину сбылись слова апостола: "Наша борьба не против крови и пота, но против духов злобы поднебесных" (Еф. 6. 12). Сколько там слышалось ужасных воплей, криков толпы и звона оружия - вся гора, казалось, была полна демонов. Но преподобный Антоний был подобен крепости и один всех победил, отражая их полчища коленопреклоненной молитвой. Достойно удивления, как один человек мог жить в необитаемой пустыне, не боясь ни постоянных нападений демонов, ни множества хищных и ядовитых животных. Справедливо воспевал Давид: "Надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется вовек" (Пс. 124. 1).

Однажды ночью как всегда Антоний молился и бодрствовал на служении Господу. Вдруг он увидел, что вся его обитель и окружающая пустыня полны зверей, которые страшно разевали пасти и скрежетали зубами. Но сразу же разобравшись в этом коварстве врага - дьявола - сказал: "Если от Господа дана вам власть надо мной, то я готов быть пожранным вами, если же вы явились по сатанинскому наваждению, то бегите прочь, потому что я - раб Христов". После этих слов все звери обратились в поспешное бегство, гонимые силой Божией.

Через несколько дней произошла новая борьба с тем же врагом. Святой имел обыкновение давать на память какой-нибудь подарок каждому приходившему к нему и для этой цели плел корзины. Потянув за полоску, он вдруг почувствовал, что кто-то держит ее. Преподобный поднялся и увидел зверя, который до пояса был человеком, другая же половина туловища имела вид ослиный. Антоний, перекрестившись, сказал: "Я - Христов раб, если ты послан на меня, то вот я, перед тобой". Зверь с бывшими в нем демонами побежал так быстро, что от скорости упал и издох. Смерть его означала падение демонов, которые прилагали все старания, чтобы удалить Антония из пустыни, но не смогли.

* * *

Спустя некоторое время братия упросили преподобного навестить их. Движимый отеческой любовью, Антоний, положив вместе с ними на верблюда хлеба и воды, так как предстояло идти по безводной местности, отправился в путь. По дороге вода кончилась, и из-за сильной жары путникам угрожала смерть от жажды. Напрасно они обходили окрестности, ища где-либо в углублениях остатки дождевой воды. От жары и солнечного зноя издыхал уже и верблюд. В таком бедственном положении старец по обыкновению обратился к помощи молитвы. Видя, что все бодрствуют, он, отошел от спутников, преклонил колени, поднял к небу руки и начал молиться. Вскоре на этом месте показался источник воды. Утолив жажду и взяв запас воды, путешественники благополучно прибыли к ожидавшим их братиям. Те, собравшись все вместе, вышли навстречу старцу и, с почтением целуя его, принимали от него благословение, а он, как бы принеся с горы закон или некоторый дорогой для них дар, предлагал им духовную пищу - одобрял подвиги старших и давал наставления младшим.

* * *

Через несколько дней он опять ушел на свою гору. И тогда стали уже приходить к нему многие. Осмеливались даже приходить некоторые страдающие. Всякому приходящему к нему иноку давал он постоянно заповедь: "Веруй в Господа и люби Его, храни себя от нечистых помыслов и плотских удовольствий и, как написано в Притчах, не прельщайся насыщением чрева (Пр. 23. 3), берегись тщеславия, молись непрестанно, пой псалмы перед сном и после сна, тверди заповеди, данные тебе в Писании, содержи в памяти деяния святых, чтобы помнящая заповеди душа твоя имела ревность святых образом для себя". Особо же советовал Антоний постоянно размышлять об апостольском изречении: "Солнце да не зайдет во гневе вашем" (Еф. 4. 26) и думать, что сказано это относительно всякой заповеди, чтобы не заходило солнце не только в гневе, но и в другом грехе. Ибо хорошо и необходимо, чтобы не осуждали нас ни солнце за дневной проступок, ни луна за ночной грех и даже за худое помышление. А чтобы соблюсти себя от этого, хорошо выслушать и сохранять апостольское слово. Ибо сказано: себя истязуйте, "себя испытывайте" (2 Кор. 13. 5). "Поэтому пусть каждый ежедневно дает себе отчет в дневных и ночных своих поступках. И если кто согрешил, да перестанет грешить; если же не согрешил, да не хвалится тем, но да пребывает в добре и не предается нерадению, и ближнего не осуждает, и себя не почитает праведным прежде времени, пока не придет Господь (1 Кор. 4. 5), испытующий тайное. Нередко и от нас самих бывает сокрыто, что делаем мы. Но хотя не ведаем этого мы, однако же Господь видит все. Поэтому, суд предоставив Господу, будем сострадательны друг к другу, станем "носить тяготы друг друга" (Гал. 6. 2), и истязать самих себя, и, в чем мы недостаточны, постараемся то восполнять. А к ограждению себя от греха будем соблюдать еще следующее: пусть каждый из нас замечает и записывает свои поступки и душевные движения, как бы с намерением сообщать это друг другу; и будьте уверены, что, стыдясь известности, непременно перестанем грешить и даже содержать в мыслях что-либо худое. Ибо кто, когда грешит, желает, чтобы это видели? Или кто, согрешив, не пожелает лучше солгать, только бы утаить грех? Как, наблюдая друг за другом, не станем творить блуда, так, если будем записывать свои помыслы с намерением сообщать их друг другу, то легче соблюдем себя от нечистых помыслов, стыдясь известности. Итак, записывание заменит нам глаза наших сподвижников, чтобы при записывании чувствовался такой же стыд, как перед смотрящими на нас, и в мысли даже не держали мы чего-либо худого. Если так будем образовывать себя, то сможем управлять телом своим, угождать Господу и попирать козни врага".

* * *

К страдающим же был сострадателен и молился вместе с ними. И Господь часто внимал молитвам его. Но когда услышан был Господом, не хвалился, и когда не был услышан, не роптал. Но как сам всегда благодарил Господа, так и страдающим внушал быть терпеливыми и знать, что исцеление не от него и вовсе не от людей, но от одного только Бога, Который подает его, когда хочет и кому хочет. Поэтому и они принимали наставления старца как врачевство, учась не малодушию, а быть более терпеливыми. Исцеляемые же научались воздавать благодарение не Антонию, но единому Богу.

Человек по имени Фронтон, из царедворцев, страдая жестокой болезнью, кусал себе язык и готов был лишить себя зрения. Пришедши в гору, просил он Антония помолиться о нем. Антоний, помолившись, сказал Фронтону: "Иди и исцелишься". А когда больной упорствовал и оставался в монастыре несколько дней, Антоний стоял на своем, говоря: "Не можешь ты исцелиться, пока здесь; иди и, достигнув Египта, увидишь совершившееся на тебе знамение". Фронтон поверил, ушел, и, как только увидел Египет, болезнь его миновала и стал он здоров.

Девица из Трипольского Бусириса болела страшно и крайне гнусно. Слезы ее, мокроты и влага, текшая из ушей, падая на землю, превращались в червей; тело же ее было расслабленно и глаза находились не в естественном состоянии. Родители ее, узнав, что монахи идут к Антонию, по вере в Господа, исцелившего кровоточивую, просили их идти в путь вместе с их дочерью. Монахи довел их только до горы, но вести дальше отказались. Родители с девушкой остались около горы у исповедника и монаха Пафнутия. Монахи пришли к Антонию и только хотели известить его о девице, как он предупредил их и рассказал, какая болезнь у той и как шла она с ними. Когда начали они просить, чтобы позволил и родителям с девицей войти, Антоний этого не разрешил, но сказал: "Идите и, если девица не умерла, найдете ее исцеленной. Не мое это дело, и не для чего приходить ей ко мне, бедному человеку; исцеление подается от Спасителя, Который на всяком месте творит милость Свою призывающим Его. Господь преклонился на молитву ее, а человеколюбие Его открыло и мне, что исцелит Он болезнь находящейся там девушки". Так совершилось чудо. Монахи пошли и нашли родителей радующимися, а девушку уже здоровой.

* * *

Шли два брата, и в пути от недостатка воды один из них умер, а другой близок был к смерти и, не имея сил идти, лежал уже на земле и ждал смерти. Антоний, пребывавший в горе, позвал двоих бывших тогда при нем монахов и попросил их спешить, говоря: "Возьмите сосуды с водой и идите скорее на египетскую дорогу. Из двоих путников один уже умер, другой скоро умрет, если не поспешите. Это открыто мне ныне во время молитвы". Монахи идут, находят лежащего мертвеца, предают его погребению, а другого возвращают к жизни водой и приводят к старцу. Расстояние же было одного дня пути. Если кто спросит, почему Антоний не сказал прежде, нежели другой скончался, то спрашивающий будет неправ. Определение смерти было не от Антония, но от Бога, Который одному определил умереть, а о другом дал откровение. В Антонии же особенным было только то, что, пребывая в горе, имел чистое сердце, и Господь показал ему, что происходило вдалеке.

* * *

В другое время случилось, что он сидел на горе и, поднявши глаза к небу, увидел какую-то душу, восходящую на небо в сопровождении радующихся о ней ангелов. Дивясь этому Антоний помолился, чтобы ему было открыто, что означает это видение. И был к нему голос: "Это - душа инока Аммуна, жившего в Нитрии". Аммун был старец, который с ранней юности и до смерти проводил строгую подвижническую жизнь. Расстояние от горы, на которой жил Антоний, до Нитрии было на тринадцать дней пути. Ученики Антония, видя своего старца радующимся и дивящимся, стали просить его, чтобы он объяснил им причину своей радости и удивления. "Сегодня опочил Аммун",- отвечал им старец. Аммун же был известен им, так как часто приходил туда и притом много совершено было им знамений, одно из них таково.

Однажды Аммуну необходимо было переправиться через реку Ликос в полноводие. Аммун стал просить бывшего с ним Феодора отойти дальше, чтобы не видеть им друг друга обнаженными, когда будут переплывать реку. Потом, когда Феодор удалился, Аммун устыдился также сам себя увидеть обнаженным; но, пока боролся он со стыдом и беспокоился, внезапно перенесен был на другой берег. Феодор, также муж благоговейный, приблизившись увидел, что Аммун опередил его и нисколько не намочился в воде, то спросил, как тот переплыл. Когда же увидел, что Аммун не хочет рассказывать, то, обхватив ноги, стал уверять, что не пустит его, пока не узнает. Итак Аммун, видя упорство Феодора и особенно ради слова, сказанного им, сначала попросил никому не рассказывать об этом до смерти его, а потом объяснил, что не ходил по воде, ибо это возможно одному Господу и кому Он дозволит, а был перенесен и поставлен на другой берег. Феодор рассказал это после смерти Аммуна.

Монахи, которым Антоний сказал о смерти Аммуна, заметили день. И когда через тридцать дней пришли братия из Нитрии, спрашивают их и узнают, что Аммун почил в тот самый день и час, в который старец видел возносимую душу его. Те и другие много удивлялись чистоте души у Антония и тому, как он совершившееся на расстоянии тринадцатидневного пути узнал в то же самое мгновение и видел возносимую душу.

* * *

Однажды комит Архелай, нашедши Антония на внешней горе, попросил его только помолиться о Поликратии, прекрасной и христоносной девственнице в Лаодикии. Страдала же она от чрезвычайных подвигов жестокою болью в животе и боку и вся изнемогла телесно. Антоний помолился, а комит заметил день, в который принесена была молитва, и, возвратясь в Лаодикию, нашел девственницу здоровой. Спросив же, когда освободилась она от болезни, узнал, что Господь избавил ее от страданий, когда молился о ней и призывал на помощь благость Спасителя Антоний.

* * *

Часто Антоний предсказывал об идущих к нему за несколько дней и даже за месяц, указывая, по какой причине идут они. Ибо одни приходили единственно для того, чтобы видеть его, другие по причине болезни, а иные потому, что страдали от бесов. И трудность путешествия никто не почитал для себя бременем и не жалел о трудах, потому что каждый возвращался с пользой. Когда же было Антонию подобное видение и рассказывал он об этом, всегда просил, чтобы никто не удивлялся ему в том, удивлялся же бы более Господу, Который нам, людям, даровал возможность познавать Его по мере сил.

* * *

Однажды Антоний пришел в монастыри, находившиеся на внешней горе. Его упросили подняться на корабль и помолиться с монахами. Он один почувствовал сильное и весьма отвратительное зловоние. Бывшие на корабле говорили, что есть тут рыба и соленое мясо и от того запах, но Антоний сказал, что это зловоние иного рода. Пока он еще говорил, закричал вдруг юноша, одержимый бесом, который, войдя на корабль прежде других, скрывался на нем. Бес, по сделанному ему запрещению именем Господа нашего Иисуса Христа, вышел, и юноша стал здоров. Все поняли, что зловонье было от беса.

Один из знатных людей, одержимых бесом, пришел к Антонию. Бес этот был злобен; одержимый им не знал, что приведен к Антонию, и пожирал извержения тела своего. Приведшие просили Антония помолиться о бесноватом. Антоний из сострадания к юноше молится и всю ночь проводит с ним во бдении. Пред рассветом юноша, внезапно устремившись на Антония, повергает его на землю, и когда пришедшие с ним вознегодовали на это, Антоний говорит им: "Не сердитесь на юношу; виноват не он, но живущий в нем бес. Поскольку наложено на него запрещение и велено ему идти в места безводные, то пришел он в ярость и поступил так со мной. Поэтому прославьте Господа. Ибо такое устремление на меня юноши было для вас знамением, что бес вышел". Когда говорил еще это Антоний, юноша стал здоров и, наконец образумившись, узнал, где он, и приветствовал старца, принося благодарение Богу.

* * *

Известны многие необычные явления, происходившие с Антонием. Однажды во время утренней молитвы перед приемом пищи Антоний ощутил восторг и как будто бы он вне себя, и поднимается в пространстве. В пространстве же находятся какие-то угрюмые и страшные лица, которые пытаются преградить ему путь к восхождению. Поскольку же путеводители Антония воспротивились им, то те требуют отчета - не ответственен ли Антоний чем-либо перед ними, и поэтому хотят вести счет его поступкам с самого его рождения. Но путеводители Антония опять возразили: "Что было от рождения его, то изгладил Господь; ведите счет с того времени, как сделался он иноком и дал обет Богу". Тогда обвинители по злобе своей стали клеветать на Антония, обвиняя его в грехах, каких он не совершал; и когда это ни к чему не привело, для Антония открылся свободный путь. После чего он видит, что как бы возвращается и входит сам в себя и снова делается прежним Антонием. Потрясенный видением, забыв о пище, остаток дня и ночь проводит он в пламенной молитве, ибо удивлялся, видя, со сколь многими врагами предстоит нам борьба и насколько труден путь к небу. И тогда пришло ему на память, что в этом именно смысле сказал апостол: "По воле князя, господствующего в воздухе" (Еф. 2. 2). Ибо враг имеет в пространстве власть вступать в борьбу с проходящими, покушается преграждать им путь. Потому и советовал апостол: "Примите все оружие Божие, дабы вы могли противостоять в день злой и, все преодолевши, устоять" (Еф. 6. 13), чтобы посрамился враг, "не имея ничего сказать о нас худого" (Тит 2. 8). А мы, слыша это, приведем себе на память апостола, который говорит: "В теле ли не знаю, вне ли тела не знаю, Бог знает" (2 Кор. 12. 2). Но Павел восхищен был до третьего неба и снисшел оттуда, услышав неизреченные слова, а Антоний видел себя проходящим по пространству и боровшимся там, пока не оказался свободным.

* * *

Антоний, пребывая на горе в уединении, если не мог ответить на возникающий вопрос, то во время молитвы получал ответ. Так он, по написанному, был научаем Богом (Ис. 54. 13; Ин 6. 45). Однажды вел он разговор с пришедшими к нему о том, в каком состоянии и где находится душа после смерти. В следующую ночь зовет его кто-то свыше: "Встань, Антоний, выйди и посмотри". Антоний выходит и, подняв взор, видит, что стоит кто-то высокий, безобразный и страшный, касаясь головой облаков, другие же, минуя его, смело улетают вверх, и о таких он в бессильной ярости лишь скрежещет зубами. И снова услышал Антоний голос: "Постарайся понять - что видишь!" Тогда открылся ум его, и начал он понимать, что то восходили на небо человеческие души. Дьявол же препятствовал им, причем грешников ему удавалось удерживать и оставлять в своей власти, на святых же его сила не простиралась, и он не мог задержать их.

* * *

Антоний рассказывал о таких откровениях братиям не из тщеславия, но для их пользы. К тому же и они сами, видя его удивленным чем-либо, упрашивали рассказать им о бывшем ему видении. Лицо его было всегда озарено какой-то особенной благостью и сияло, так что хотя бы кто и не видел его никогда прежде, все же тотчас же узнавал его среди многих других; душевная чистота святого отражалась в веселии его лица, и, озаряемый внутренним благовидением, он всегда был радостен.

Антоний был терпелив и имел смиренное сердце. При всей духовной высоте своей чрезвычайно уважал церковное правило и всякому церковнослужителю готов был отдавать пред собою предпочтение. Не стыдился преклонять главу пред епископами и пресвитерами. Если когда приходил к нему какой дьякон ради пользы своей, он предлагал ему слово на пользу, но совершение молитв предоставлял дьякону, не стыдясь учиться и сам. Нередко предлагал вопросы и желал слушать пребывающих с ним, сознавался, что и сам получает пользу, если кто скажет что-либо полезное.

Лицо Антония было необычайно приятным и привлекательным. Желавшие увидеть и не знавшие его находили Антония даже в толпе, как бы притянутые его взором. От других же отличался Антоний не внешним видом, но благонравием и чистотою души. Поскольку душа была безмятежна, то и внешние чувства оставались невозмущаемыми; а потому и по лицу и по движениям тела можно было ощутить и понять о спокойствии души, согласно написанному: "Веселое сердце делает лицо веселым, а при сердечной скорби дух унывает" (Притч. 15. 13). Так Иаков узнал, что Лаван замышляет худое, и сказал женам своим: "Я вижу лицо отца вашего, что оно ко мне не таково, как вчера и третьего дня" (Быт 31. 5). Так Самуил узнал Давида, потому что радостны были глаза его и зубы белы, как молоко. Так узнавали и Антония, потому что при душевном спокойствии никогда не возмущался и при радостном состоянии духа никогда не бывал мрачен.

* * *

Насколько он был приветлив по внешности, настолько же чист и непоколебим в вере. Никогда он не становился на сторону вероотступников, видя самовольное искажение ими веры. Никогда дружески не беседовал с мелетианами и другими еретиками, кроме лишь тех случаев, когда они обнаруживали готовность отказаться от прежнего заблуждения. Антоний прямо говорил, что дружба и беседы с еретиками причиняют вред душе. Больше же всего он избегал ариан, запрещая и всем православным иметь с ними общение. Когда некоторые из ариан пришли к нему и он из беседы с ними увидел их зловерие, то тотчас побежал от них с горы, говоря, что слова их ядовитее самих змей.

Когда однажды ариане распустили ложный слух, будто бы Антоний одинаковых с ними мыслей, преподобный удивился их дерзости и, воспылав справедливым гневом, пришел в Александрию; там перед архиепископом и всем народом он осудил ариан, назвав их предтечами антихриста.

Народ же он поучал, что Сын Божий не тварь и не из несущих, но есть вечное Слово и Премудрость Отчей сущности. А поэтому нечестиво говорить о Сыне "было", когда Его не было. Ибо Слово всегда соприсуще Отцу. Поэтому не имейте никакого общения с нечестивейшими арианами. Ибо нет никакого общения "у света с тьмою" (2 Кор. 6. 14). Как вы, благочестиво верующие, именуетесь христианами, так они, именующие тварью сущего от Отца Божия Сына и Отчее Слово, ничем не отличаются от язычников, служа творению более Бога Творца. Верьте же, что даже и вся тварь негодует на них за то, что Творца и Господа вселенной, "Им же вся быша", причисляют к существам сотворенным".

Весь народ радовался, слыша, что таким мужем анафематствуется христоборная ересь. Все жители города сбегались видеть Антония. Даже язычники и их жрецы приходили в храм Господень, говоря: "Желаем видеть человека Божия". Ибо так называли его все. И здесь Господь через него освободил многих от бесов и исцелил повредившихся в уме. Многие даже из язычников желали хотя бы прикоснуться только к старцу в уверенности, что получат от этого пользу. И действительно, в эти немногие дни столько обратилось в христианство, сколько в другие времена обращалось за год. Некоторые думали, что стечение народа беспокоит его, и потому отгоняли приходящих. Но невозмущаемый ничем Антоний сказал: "Число приходящих не больше числа демонов, с которыми ведем борьбу в горе".

Когда Антоний возвращался к себе и люди пошли провожать его, то одна женщина закричала: "Подожди, человек Божий, умоляю тебя, подожди! Дочь моя очень мучится от беса. Умоляю тебя,- подожди, чтобы и мне не потерпеть несчастья, догоняя тебя!" Тронутый этими словами и просьбами людей, старец остановился. Когда женщина подошла, а дочь ее была брошена нечистым духом на землю, Антоний помолился в душе и позвал имя Христово, и тотчас нечистый дух оставил больную. Мать ее и весь народ возблагодарили Бога, радовался и сам Антоний, что возвращается в свою любимую пустыню.

* * *

Антоний, не учившись грамоте, был мудр и рассудителен. Однажды два языческих философа, эллины по происхождению, пришли к Антонию, чтобы испытать и, если можно, победить его в мудрости. Он был на вершине горы и когда увидел их, то, поняв с первого взгляда, кто они, сам встретил пришедших и спросил через переводчика:

"Зачем вы столько беспокоитесь, философы, о человеке несмысленном?" Когда же ответили они, что Антоний человек вовсе не несмысленный, а весьма умный, тогда он продолжал: "Если шли вы к человеку несмысленному, то напрасен труд ваш. А если почитаете меня разумным, то будьте такими же, каков я, потому что хорошему нужно подражать. Если бы и я пришел к вам, то вам стал бы подражать. Если же вы ко мне пришли, то будьте такими же, каков я, а я христианин". Философы удалились с удивлением. Они видели, что и демоны боятся Антония.

Приходили к нему и другие подобные этим ученые, желая посмеяться над ним, как над человеком неумным и неграмотным. Но он пристыдил их и заставил замолчать таким рассуждением: "Ответьте мне,- сказал он,- что появилось раньше,- ум или письмена,- и что из этого дало начало другому, письмена ли создали разум или разум произвел письмена?" "Ум изобрел и передал письмена",- отвечали они. Тогда Антоний сказал: "Итак, поэтому в ком здоровый ум, тот может и не нуждаться в письменах".

Этот ответ поразил и философов, и всех присутствующих. Они ушли, удивляясь, что в неученом нашли такую проницательность. Ибо Антоний имел нрав не грубый, а, напротив того, был приятен и обходителен. В его словах чувствовалась божественность, и потому никто не питал к нему ненависти, а ощущали радость от общения.

Однажды к нему пришли несколько человек от язычников, считавшихся мудрецами, и потребовали у него слова о вере во Христа, сами намереваясь войти в диалог о проповеди Божественного Креста с целью осмеяния. Тогда Антоний, помолчав немного и вначале пожалев об их невежестве, сказал им через переводчика: "Что лучше: исповедовать ли Крест или так называемым у вас богам приписывать блудодеяния и деторастление? Проповедуемое у нас является доказательством мужества и знаком презрения к смерти, а чему учите вы, то заражено непотребством. Притом что лучше: сказать ли, что Слово Божье не изменилось и, пребывая одним и тем же, к облагодетельствованию людей и для спасения их восприняло на Себя человеческое тело, чтобы, приобщившись к бытию человеческому, сделать людей причастными Божественного и духовного естества, или Божество уподоблять бессловесным и потому чествовать животных четвероногих, пресмыкающихся и человеческие изображения? А это почитают ваши мудрецы! Как же осмеливаетесь вы смеяться над нами, говорящими, что Христос явился человеком, когда сами, сводя душу с неба, утверждаете, что она блуждает и с небесного свода ниспадает в тело? И пусть бы еще ниспадала только в тело человеческое, а не переходила и не переселялась в четвероногих и пресмыкающихся. Наша вера говорит о пришествии Христовом для спасения человеческого, а вы заблуждаетесь, потому что толкуете о душе нерожденной. Мы рассуждаем о всемогуществе и человеколюбии Промысла, потому что и это возможно Богу, а вы, называя душу образом Ума, приписываете ей падения и суесловите, что она превратна, а наконец, по этой причине, допускаете, что и Ум превратен. Ибо каков образ, таким необходимо быть и тому, чей он образ. Поскольку же так думаете об Уме, то подумайте, не хулите ли через это и Того, Кто отец Уму.

А если говорить о Кресте, то что лучше: претерпеть ли Крест по злоумышлению людей лукавых и не ужасаться какой бы то ни было смерти или слагать басни о странствиях Озириса и Изиды, о кознях Тифона, о бегстве Крона, о поглощении детей и об отцеубийствах? Это ваши мудрования. Почему же, смеясь над Крестом, не удивляетесь воскресению. Ибо сказавшие одно написали и другое. Или почему, упоминая о Кресте, умалчиваете о воскрешенных мертвых, о прозревших слепых, о расслабленных, об очищенных прокаженных, о хождении по морю и других знамениях и чудесах, показывающих, что Христос не человек, но Бог? Мне кажется, что вы весьма несправедливы к себе и не читали с искренним расположением наших Писаний. Прочтите же и увидите: дела, совершенные Христом, доказывают, что Он Бог, пришедший для спасения людей.

Расскажите же и вы нам свое учение. Что можете сказать о бессловесных, кроме того, что они неразумны и свирепы? Если же, как слышу, вознамеритесь утверждать, будто бы все это говорится у вас точно и похищение девы есть иносказание о земле, а хромой Гефест - об огне, Гера - о воздухе, Аполлон - о солнце, Артемида - о луне, Посейдон - о море, и в этом случае чествуете вы не самого Бога, но, вместо сотворившего все Бога, служите твари. Ибо, если сложили вы подобные легенды по той причине, что тварь прекрасна, то следовало бы удивляться только тварям, а не боготворить их, чтобы чести, подобающей Создателю, не воздать созданиям. Иначе следует вам честь, принадлежащую зодчему, воздавать сооруженному им дому или честь, принадлежащую военачальнику, воздавать воину. Что скажете на это, из чего могли бы мы узнать точно ли Крест имеет в себе что-либо достойное осмеяния?"

Поскольку же они были в недоумении и обращались туда и сюда, то Антоний, улыбнувшись, еще сказал: "Хотя с первого взгляда видно это само собой, однако же поскольку опираетесь вы более на доказательство разума и, владея этим искусством, требуете, чтобы и наше благочестие было не без доказательств от разума, то скажите: каким образом приобретается точное познание о вещах и преимущественно ведение о Боге, посредством ли доказательств от разума или посредством действенности веры? И что первоначальнее: действенная ли вера или разумное доказательство?" Когда же ответили они, что действенная вера первоначальнее и что она есть точное ведение, тогда Антоний сказал: "Хорошо говорите вы. Вера происходит от душевного расположения, а диалектика от искусства ее составителей. Поэтому в ком есть действенность веры, для того излишни доказательства от разума. Ибо что воспринимаем мы верой, то вы пытаетесь утверждать разумом и часто бываете не в состоянии выразить словом то, что мы понимаем ясно; а поэтому действенность веры лучше и тверже ваших многомудрых умозаключений.

Итак, у нас, христиан, таинство боговедения не в мудрости языческих умствований, но в силе веры, даруемой нам от Бога Иисусом Христом. И истинно слово мое, ибо мы, не учившись письменам, веруем в Бога, из творений познавая Его о всем промышление. И действенна вера наша, ибо вот ныне мы утверждаемся на вере во Христа, а вы на многомудрых словопрениях, и ваши идолы не чудодействуют более, а наша вера распространяется повсюду. Вы своими умозаключениями и своим многомудрием никого не совращаете из христианства в язычество, а мы, уча вере во Христа, отвращаем людей от вашего суеверия, потому что все признают Христа Богом и Сыном Божиим. Вы своим красноречием не можете положить преград учению Христову, а мы именем Христа распятого прогоняем всех демонов, которых страшитесь вы, как богов. И где знамение крестное, там изнемогает чародейство, бездейственно волшебство.

Скажите, где теперь ваши прорицалища? Где египетские волхвования? Где призраки чародеев? Когда же это прекратилось и утратило силу? Не с того ли времени, как явился Крест Христов? Поэтому он ли достоин посмеяния или более смешно то, что им попрано и обличено в немощи? И то еще удивительно, что ваша вера никогда не была гонима, но чествуется людьми в городах, исповедники же Христовы гонимы, и однако же наша вера более вашей светит и распространяется. И ваша вера, хвалимая и прославляемая, гибнет, а вера христианская и учение Христово, вами осмеиваемые и часто гонимые царями, наполнили собою вселенную. Ибо когда засияло так боговедение, или когда появились в такой силе целомудрие и добродетель девства? Когда люди в такой мере стали презирать смерть? Не со времени ли Креста Христова? Никто не усомнится в этом, видя мучеников, ради Христа презирающих смерть, видя дев церковных, ради Христа сохраняющих тела свои чистыми и неоскверненными?

И этих доводов достаточно в доказательство, что вера Христова есть единое истинное богочестие. Доныне еще нет веры у вас, ищущих доказательств от разума. А мы, как сказал учитель наш, "не в убедительных словах человеческой мудрости" (1 Кор. 2. 4) ищем доказательств, но ясно убеждаем верой, предваряющей построения разума. Вот и здесь находятся страждущие от демонов".

Среди пришедших к Антонию были и мучимые бесами. Антоний, выведя их на средину, сказал: "Или вы своими умозаключениями и каким угодно искусством и чародейством, призвав идолов ваших, изгоните из них бесов, или, если не можете, перестаньте препираться с нами и увидите силу Креста Христова". Сказав это, призвал он имя Христово, в другой и в третий раз запечатлел страждущих крестным знамением, и они избавились от страданий, стали здоровы умом и возблагодарили, наконец, Господа. А философы удивлялись, видя благоразумие Антония, и совершенное им чудо. Антоний же сказал им: "Что удивляетесь этому? Не мы, а Христос творит это через верующих в Него. Поэтому и вы уверуйте. Тогда увидите, что у нас не искусство владеть словом, но вера, сильная действенной ко Христу любовью. Если бы и вы имели веру эту, то не стали бы искать доказательств от разума, но сочли бы ее достаточной для себя". Так говорил Антоний. Они же с удивлением удалялись целуя Антония и сознаваясь, что получили от него пользу.

* * *

Антония заочно пламенно полюбили император Константин и его сыновья Констанс и Констанций Августы, и в письмах своих сыновья просили прийти повидаться с ними. Получив письмо, Антоний созвал монахов и сказал: "Не удивляйтесь, что нам пишет император, потому что и он человек, но удивляйтесь тому, что Бог написал людям закон и говорил им через Сына Своего". "Не умею отвечать на такие письма". Но монахи представляли, что цари эти - христиане и могут соблазниться, если письма останутся без ответа. Потому он разрешил прочитать и ответил на них, восхваляя царей за то, что поклоняются Христу, и дал им справедливые советы не высоко ценить настоящее, но более помнить о будущем суде и знать, что Христос есть единый истинный и вечный Царь. Просил также царей быть человеколюбивыми, заботиться о правде и нищих. И они с радостью приняли ответ.

* * *

После таких бесед он снова возвращался во внутреннюю гору и проводил время в обычных своих подвигах. Во время бесед иногда он внезапно замирал в изумлении, подобно Даниилу (Дан. 4. 16), и через некоторое время опять продолжал беседу. Монахи догадывались, что Антонию было какое-либо видение. Ибо нередко, пребывая в горе, видел он, что делалось в Египте, и пересказывал это епископу Серапиону, который был тогда у Антония. Однажды, занимаясь рукодельем, Антоний пришел как бы в восхищение и во время видения сильно вздыхал. Потом, через некоторое время вздохнул и, трепеща всем телом, начал молиться, преклонив колена, и долго оставался в таком положении. Встав же, старец стал плакать. Окружающих охватил трепет и страх. Они долго просили рассказать его о видении. Глубоко вздохнув, он произнес: "Лучше, дети, умереть, пока не исполнилось видение".

Так как они снова стали упрашивать его о том же, Антоний, заливаясь слезами, сказал: "Неизъяснимое бедствие надвигается на Церковь Христову, и будет она предана людям, подобным бессловесным скотам. Видел я алтарь храма Господня и в нем множество лошаков, которые, окружив святой престол, яростно ниспровергают все, что стоит на нем, и, рассыпав по полу, топчут ногами, и слышал я голос, который говорил: "Осквернен будет жертвенник Мой!" Вот в чем причина моих вздохов и плача". Это видение сбылось через два года, когда открылось жестокое арианское гонение. Церкви Божии были разграблены, священные сосуды осквернены и Святых Тайн касались нечистые руки язычников. Целые скопища нечестивых устремились тогда против Христа и силой заставляли православных ходить в церкви с ветвями деревьев в руках. Последнее объясняется тем, что у язычников в Александрии был обычай входить в свои капища с пальмовыми ветвями в руках. Ариане, желая привлечь их на свою сторону, стали ходить с ветвями в свои храмы, согласившись совместно действовать против православной христианской веры, они и стали подражать друг другу в обычаях - ариане язычникам и язычники арианам. К этому нечестивому обычаю принуждали и православных, чтобы они были заодно с арианами. Женщины и девушки были оскверняемы, кровь православных проливалась в храмах и обрызгивала престолы, купели крещения были осквернены похотливостью язычников. Все увидели тогда в этом исполнение видения Антония,- что лошаки попирают жертвенник Божий. Много слабых людей тогда из боязни переходили на сторону ереси ариан.

Говоря о предстоящем бедствии, святой Антоний в то же время утешал братию и говорил: "Не унывайте, дети: как разгневался Господь, так и умилосердится Он потом, и Церкви опять будет возвращена ее лучезарная красота и сила, и сохранившие непоколебимо среди гонений веру Христову будут сиять светом благодати. Нечестивые возвратятся тогда в свои норы, и благочестие еще более умножится. Наблюдайте лишь за собой, чтобы не иметь гибельного для себя общения с арианами, потому что учение их не апостольское, но дьявольское, и отца их сатаны, по этой именно причине они и были обозначены в видении под образом неразумных животных".

* * *

Таковы были деяния Антония, и не должно повергать людей в неверие количество чудес, произведенных им. Ибо Спаситель дал обетование, говоря: "Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: "Прейди отсюда туда", и она прейдет, и ничего невозможного не будет для вас" (Мф. 17. 20); и еще: "Истинно, истинно говорю вам: о чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам. Просите и получите" (Ин. 16. 23, 24). Сам Господь говорит ученикам и всем верующим в Него: "Больных исцеляйте, бесов изгоняйте, даром получили, даром давайте" (Мф. 10. 8).

Антоний исцелял не повелительным словом, но молитвой, но призыванием имени Христова, желая для всех сделать явственным, что творит это не он, но Господь через него являет Свое человеколюбие и исцеляет страждущих. Антонию же принадлежат только молитва и подвиги, ради которых, пребывая в горе, утешаем он был Божественными видениями. Он скорбел, что многие беспокоят и принуждают его оставлять гору.

* * *

Судьи просили его сойти с горы, ссылаясь на невозможность самим им входить туда с подсудимыми, а на самом деле желая только, чтобы пришел Антоний и можно было видеть его. Поэтому Антоний уклонялся от этого и отказывался ходить к ним. Но они настаивали и даже подсудимых посылали вперед в сопровождении воинов, чтобы, хотя ради них, сошел Антоний. Поэтому, вынуждаемый необходимостью и видя их жалобы, выходил он на внешнюю гору. И присутствие его многим служило на пользу и было благодетельно. Судьям давал он полезные советы предпочитать всему правду, бояться Бога и знать, что каким судом сами судят, таким и судимы будут (Мф. 7. 2). Впрочем, больше всего любил он пребывание в горе.

* * *

Однажды, когда сильно просили спуститься нуждающиеся, и особенно долго просил один военачальник, Антоний пришел и, кратко побеседовав о том, что служит ко спасению и о потребностях нуждающихся, спешил идти назад. Поскольку же упомянутый военачальник стал просить, чтобы помедлил, сказал он, что не может дольше оставаться с ними, и убедил в этом военачальника таким остроумным сравнением: "Как рыбы, оставаясь долго на сухой земле, умирают, так и монахи, задерживаясь с вами и проводя время в вашем обществе, расслабевают. Поэтому как рыбе необходимо спешить в море, так нам в гору, чтобы, промедлив у вас, не забыть того, что внутри". Военачальник, выслушав это и многое другое, в удивлении сказал: "Подлинно он Божий раб. Ибо откуда у человека некнижного быть такому великому уму, если бы не был он возлюблен Богом?"

* * *

Военачальник по имени Валакий немилосердно гонял христиан из усердия к арианам. Он был так жесток, что бил девушек, обнажал и наказывал бичами монахов. Антоний посылает к нему такое письмо: "Вижу грядущий на тебя гнев Божий. Перестань гонять христиан, иначе гнев постигнет тебя. Ибо он готов уже поразить тебя". Валакий, рассмеявшись, бросил письмо на землю и оплевал его, принесшим же нанес оскорбление и велел сказать Антонию следующее: "Поскольку заботишься о монахах, то дойду и до тебя". Но не прошло пяти дней, как постиг его гнев Божий. Валакий с Несторием, епархом египетским, отправились на первый ночлег от Александрии, именуемый Хереус; оба ехали на конях, принадлежавших Валакию, и кони эти были смирнее всех, каких только держал он у себя. Не успели добраться до места, как начали кони по обычаю играть между собою и самый смирный из них, на котором ехал Несторий, вдруг начал кусать Валакия и до того зубами изгрыз ногу, что немедленно отнесли его в город, и на третий день он умер. Тогда все удивились, что так скоро исполнилось предсказание Антония.

* * *

Так вразумлял Антоний людей жестокосердых, других же, приходивших к нему, приводил в такое умиление, что немедленно забывали они о делах судебных и начинали ублажать отрекшихся от мирской жизни.

За обиженных же Антоний заступался с такой силой, что можно было подумать, будто бы он сам терпит обиду. Притом он умел говорить с такой убедительностью, что многие из людей военных и имеющих большой достаток слагали с себя житейские тяготы и становились монахами. Как врач дарован он был Богом Египту. Ибо кто приходил к нему печальным, возвращался от него радующимся. Кто приходил к нему проливающим слезы об умерших, оставлял тотчас свой плач. Кто приходил гневным, то менял гнев на милость. Какой нищий, пришедши к нему в унынии, послушав его и посмотрев на него, не начинал презирать богатства и не утешался в нищете своей? Какой монах, предававшийся нерадению, придя к нему, не делался более крепким? Какой юноша, увидев Антония, не отрекался от удовольствий и не начинал любить целомудрие? Кто приходил к нему искушаемый бесом и не обретал себе покоя? Кто приходил к нему смущаемый помыслами и не находил спокойствия ума?

Великим плодом подвижничества Антония было и то, что он, имея дар различения духов, узнавал их движения, и не оставалось для него неизвестным, к чему было рвение и стремление какого-либо духа. Не только сам он не бывал поруган бесами, но и смущаемых помыслами, утешая, учил, как нужно низлагать наветы врагов, рассказывая о немощи и коварстве их. Потому каждый отходил от него, укрепившись в силах, чтобы небоязненно противостоять умышлениям дьявола и демонов его. Сколько девушек, имевших уже у себя женихов, когда издали только увидели Антония, становились Христовыми девами? Приходили к нему и из чужих земель и, получив пользу, возвращались, как бы расставаясь с отцом.

* * *

В одно из обычных посещений живущих у подножия горы братьев Антоний сказал о приближении своей смерти, что было открыто ему Богом:

"В последний раз пришел я к вам, чада мои. Видеть вас я больше уже не надеюсь в этой жизни, и пора уже мне разрешиться от этой жизни и почить, так как я прожил уже сто пять лет". При этих словах братия предались глубокой скорби, они плакали и целовали старца, как бы уже уходящего из мира. А он убеждал их трудиться с неослабным усердием, не унывать среди подвигов воздержания, но жить - как бы ежедневно готовясь к смерти, с успехом охранять душу от нечистых помыслов, следовать примерам святых, не сближаться с раскольниками - мелетианами, не входить в общение с нечестивыми арианами, потому что их нечестие всякому явно. "И если видите, что им покровительствуют судьи, не смущайтесь, потому что лжемудрие их прекратится, оно временно и непродолжительно. Поэтому храните себя более чистыми от него, соблюдайте предание отцов, предпочтительно же всему благочестную веру в Господа нашего Иисуса Христа, какой научились из Писания и о какой часто напоминал я вам".

После этого братья настойчиво стали упрашивать его, чтобы остался с ними, так как все желали удостоиться чести присутствовать при кончине его. Но он не согласился на это по той причине, что египтяне не предают тела земле, особенно святых мучеников, а возлагают на ложах и хранят у себя в домах, думая, что этим воздают чествование отшедшим. Антоний многократно просил епископов запретить это мирянам, также и сам убеждал мирян и делал выговоры женщинам, говоря: "Незаконно это и вовсе неблагочестно. Ибо тела патриархов и пророков доныне хранятся в гробницах, и самое Тело Господне положено было во гроб, и приваленный камень скрывал его, пока не воскресло в третий день". Многие, выслушав это, стали потом тела умерших предавать земле и, научившись у Антония, благодарили за это Господа.

Антоний же, зная этот обычай, опасался, чтобы не поступили так и с его телом. Простившись с монахами, пребывавшими на внешней горе, поспешил он во внутреннюю гору. Через несколько месяцев он заболел и призвал двоих бывших при нем (они жили с ним на внутренней горе, подвижничая уже пятнадцать лет и прислуживая Антонию по причине его старости) и сказал им: "Я, как написано, отхожу в путь отцов (Ис. Нав. 23. 14). Ибо вижу, что зовет меня Господь. А вы трезвитесь и не погубите многолетних наших подвигов, но как начали теперь, так и старайтесь соблюсти свое усердие. Знаете злокозненность демонов, знаете, как они жестоки, но немощны в силах. Поэтому не бойтесь их, но более укрепляйтесь всегда о Христе и веруйте в Него. Живите как бы ежедневно умирая; будьте внимательны к себе; помните наставления, какие слышали от меня. Да не будет у вас никакого общения с отщепенцами и особенно с еретиками арианами. Ибо знаете, сколько и я избегал их за христоборную и иномысленную ересь. Старайтесь же больше пребывать в единении между собою, а преимущественно с Господом и потом со святыми, да примут они и вас по смерти в вечные кровы, как друзей и знакомых. Об этом помышляйте, этих держитесь мыслей, и если имеете попечение обо мне и помните как об отце, то не попустите, чтобы кто-либо взял тело мое в Египет и положил у себя в доме. Во избежание этого удалился я в гору. Знаете, как всегда порицал я делающих это и убеждал оставить такой обычай. Предайте тело мое погребению. Да соблюдено будет вами это мое слово, чтобы никто не знал места погребения тела моего, кроме вас, потому что в воскресение мертвых приму его от Спасителя нетленным. Разделите одежды мои: епископу Афанасию отдайте одну милоть и подостланную подо мною одежду, она им мне дана новая и у меня обветшала. А епископу Серапиону отдайте другую милоть. Власяницу возьмите себе. Прощайте, чада, Антоний преселяется, и не будет его более с вами!"

Сказав это, когда целовали его бывшие при нем, Антоний протянул ноги и, как бы видя пришедших к нему друзей и обрадованный прибытием их (ибо лежал с веселым лицом), скончался и приложился к отцам. Они же, как дал им заповедь, совершив обряд погребения, обвив тело, предали его земле, и, кроме их двоих, никто не знал, где оно погребено.

Афанасий, получив от учеников изношенную одежду и милоть святого, принял в этих подарках как бы самого Антония. Как бы осчастливленный богатым наследством, он всегда с благоговейной радостью взирал на эти одежды, приводя себе на память его святой образ.

Таковы жизнь и кончина преподобного Антония, любовь к которому и слава которого распространились по всем странам. Не искусно составленными сочинениями, не мирской мудростью, не знатностью рода, не огромными богатствами прославился он, но благочестивой жизнью. И исполнилось на нем слово Спасителя: "И прославлю прославляющего Меня". Жил он не в каком-либо знаменитом месте, которое бы все знали, напротив - удалился в непроходимую пустыню. Однако же и оттуда он сделался известным и в Испании, и в Африке, и в Италии, и в Иллирии, и в самом даже древнем Риме. Антоний, нарочито скрывавшийся от всех в горе, не хотел и не искал такой славы. Но Господь Сам открыл и показал всем этот светильник веры и благочестия, чтобы, взирая на него, учились добродетели и, удивляясь такой жизни преподобного, прославляли Отца Небесного, Которому, с Единородным Его Сыном и Всесвятым Духом, честь, слава, благодарение и поклонение вовеки, аминь!

* * *

Антоний Великий скончался 17 января 356 г. на 105 году жизни. Мощи Антония открыты и перенесены в Александрию в 561 г. при Византийском императоре Юстиниане (527-565 гг.), потом, по взятии Египта сарацинами,- в Константинополь около 635 г., оттуда около 980 г.- в диоцет Виенский (в Галии, нынешней Франции), в 1491 г.- в Арль (главный город Прованса в юго-восточной Франции) в церковь св. Иулиана, где находятся и поныне.

ПОДВИЖНИКИ. Избранные жизнеописания и труды.
Самара: Рериховский Центр Духовной Культуры,
Издательский дом "Агни". 1998